Панкшуй

В искренности собственного «я». Нужна самобытность, талант, нечто интересное, рождающееся из нас самих. Нам хочется ощущать бодрость и оживление. Хочется думать и чувствовать, что мы делаем что-то стоящее и особенное в этом обществе, катящемся черт-те куда. И дело тут не в патетике, это чистая правда. Более того, на это мы имеем все права. Так что мой тебе совет: начинай проявлять себя. Любым способом, и не важно, чего он касается — твоей берлоги, жизненных ориентиров или того, как ты справляешь с проблемами существования в целом. Я не могу указать, как именно решать подобные задачи уникальным и оригинальным путем, потому что здесь все зависит только от тебя. Единственное, что я могу сделать, так это продемонстрировать иной стиль мышления. Как сказал Брэд Уорнер в книге «Хардкорный дзэн»: «С какой стати ты должен меня слушать? Что я за хрен такой, чтобы меня слушать?.. Да я никто. Вообще никто».

Даже если нам хочется искренности в своих порывах, я не уверен, что это возможно на сто процентов. В наших намерениях нет оригинальности, зато она может присутствовать в искусстве, которое из них рождается. Панк — это стиль, повторившийся и проявившийся в разных формах. Как однажды сказал мой друг и панкшуйский энтузиаст Сай: «Панк восходит к незапамятным временам, и каждый день загорается новая заря для человечества. Но каждая ночь принадлежит панк-рокерам».

Вековая традиция: раздолбать и раскурочить

Имеются определенные вдохновляющие нас традиции, даже если мы о них не подозреваем. Не могу сказать, чтобы я их полностью презирал; более того, мне кажется, именно они в конечном итоге подвели нас к той панкшуйской эстетике, что мы сейчас наблюдаем.

В 60-х годах Густав Мецгер занялся неким «саморазрушающимся искусством», а все потому, что хотел сделать определенные политизированные заявления о разрушительных склонностях человека. Как утверждал Мецгер, «…ракеты, ядерное оружие — все они саморазрушаются и самоуничтожаются. Саморазрушающееся искусство демонстрирует способность человека ускорять дезинтегрирующие природные процессы и управлять ими…» Сама идея «погонять» природой и наши попытки управлять ею посредством ядерных программ предполагают, что человек якобы должен этим заниматься. Такая позиция служит фундаментом для двух очень мощных концепций, которые объясняют, почему наша цивилизация оказалась в самой что ни на есть глубокой жэ: «Саморазрушающееся искусство — это атака на капиталистические ценности и на тягу к ядерному самоистреблению». Как и на прочих полноценных представителей деструктивизма, на Мецгера повлиял дадаизм начала двадцатого века, и из-под его рук в 60-е и 70-е годы вышли просто обалденные вещицы.

Мецгер работал преподавателем в том арт-колледже, где учился Пит Тауншенд, и именно он подвел Пита к идее разламывать гитары на сцене. Вот что говорит об этом сам Тауншенд: «Подростковая склонность ломать гитары и ранняя нигилистическая лирика… вернулись, чтобы напомнить… что тридцать лет назад… у меня был шанс создавать и вносить свой вклад в улучшение мира». По сути дела, вандализм в отношении собственного искусства (скажем, когда ты разбиваешь гитару после чумового выступления) — это и есть традиция, граничащая с публичной декларацией личного кредо. Как раз этим и занимался Мецгер, раздраконивая собственные творения. Такой подход вошел в привычку у других рокеров; среди них самым примечательным был Джими Хендрикс, который сжег свою гитару прямо на сцене. Эти артисты стояли перед лицом коррумпированной политики и войны ядерного века. Сегодня мало что изменилось: газетные заголовки ежедневно кричат о терроризме, войне и коррупции.

Что ж, слезая с ящика из-под мыла (моей пропагандистской трибуны), я бы хотел еще раз напомнить всем последователям панкшуя о славных именах Мецгера, Уорхола и Петтибона; о тех панк-рокерах, кого мы почитаем ежедневно; об Алвине — певце раздавленных колесами животных; и о всех тех талантах, кто взялся за спички и канистры с бензином задолго до нашего рождения. Изрядная доля этих людей честно служила своему делу и боролась с теми же проблемами, что стоят перед нами сегодня.

Хотелось бы спросить: а какому делу служишь ты?

Впрочем, оговорюсь: никакого дела иметь не обязательно…

Моя версия заключительных слов Джерри Спрингера, или «Мораль сей басни такова…»