Паноптикум Города Пражского

- Так пока внове было, после-то пообвыкли, кое-кто и по морде схлопотал, потому как рукам волю давал, а она себя блюла. Жена ее за то уважала, а я не раз говаривал: чего ждешь, принца, что ли, ты служанка трактирная, а хороший плотовщик и хорошо заработает, и халупа у него есть, как бы тебе не промахнуться! А она все: дядечка, я могу и подождать - голая да босая замуж не пойду. Да зачем же голая, говорю, - пойдешь ты одетая, а голой тебя заполучить - это уж он после свадьбы постарается, имущество на тебя сам запишет, ведь среди плотогонов и вдовцы есть... А она - нет и нет... Кто за ней ходил? Да у кого ноги были, тот и ходил. И из этой артели - Лишковы парни, например, вон тот высокий и тот поменьше, сидит рядом... И Карел, и Венца тоже...

- Нынче эти меня меньше интересуют. Артель старого Каговеца знаете?

- Как не знать, сегодня он уже в Праге.

- Да, в Праге. А из них кто?

- Ну из этих-то первый Лойза. Вы его не видели.

- Лойза Вавра? А вот и видел, - засмеялся полицейский.

- Так он самый верный ее ухажер и есть.

- А девушка? У нее другого не было?

- Нет, про то ничего не могу сказать.

- Почему же она уехала в Прагу?

- Не иначе загордилась или еще что: вокруг нее все плотовщики да плотовщики, человека за день не увижу, жаловалась. Кто знает, как все вышло, может, и кто из этих перелетных пташек ее уговорил. У Диттриха устроилась, ежели слыхали, старая фирма, торговля деревом, самый первый Диттрих был старостой, вон и пароход его имени ходит - "Бургомистр Диттрих". У них кругом склады, теперь уже не только на Подскали, самый огромадный на Смихове, а вся хитрость знаете в чем? В Смихове железнодорожная станция есть, на самом берегу влтавской излучины, лес оттуда уже поездом везут. На Смихове Лидушка пиво уже не подавала, жена однажды к ней ездила - она ведь ей заместо мамы, девка-то сирота... Лидушка работала Там служащей! А поскольку деловая она, так заимела маленькую закусочную, к ней плотогоны и туда наведывались.

Все плотогоны по ней сохли... - тихонько проворчал стажер и вздохнул.

Ничего нового он не узнал, утешало только то, что снова всплыло имя этого Вавры. Короче говоря, парню не отвертеться - судя по всему, был-таки ее возлюбленным.

А теперь, пан трактирщик, вопросик, только между нами, мужчинами. Как она держалась? Я имею в виду, всех отвергала или, наоборот, слишком много позволяла?

Ну по собственному опыту не могу сказать... Дядей прихожусь ей... А слышал, что веселая была. На то и дана была ей женская красота. И вот так все кончилось... Говорят, убили ее зверски.

- К сожалению... Вы не знаете, может, угрожал ей кто, она никого не боялась?

- Дак она вообще ничего не боялась. А грозиться многие грозились, один из-за нее хотел утопиться, другой ее обещал утопить. Ну такое говорится иногда, что ой-ёй.

- А Вавра?

- Так Вавра совсем шальной. Настоящий дикарь, он как-то подрался тут с одним из Яноушековой, господи боже, что было, теперь-то у меня справный трактир, а тогда не знал, куда провалиться, только бы их выпроводить восвояси. Само собой, все из-за нее.

- Мне понятно, пан трактирщик...

Было уже поздно, и хозяин предложил редкому гостю постелить наверху, в отдельной комнате, а пока что пусть закажет себе ужин. Гость заказал, а плотовщики пригласили его к себе за стол. Сначала объявили, попадись им тот убивец, кожу с него живьем спустят, а после какой-то парень со слезами на глазах затянул песенку, которую так любила Лидушка, песня звучала серьезно и грустно, и плотогоны все как один, когда пели, пропускали непристойные слова, которые в прежние времена орали особенно хлестко, если берегом шла женщина. Теперь эта песня величаво плыла над медленно текущей темной рекой, летела бесшумной ночной птицей.

Встань, дорогая, солнце сверкает, встань, дорогая, солнце сверкает, лодка готова, нас поджидает...

Когда молодой юрист проснулся, солнце и в самом деле сверкало, плотогоны ушли - еще ночью направили свои плоты по течению, а он помчался на поезд, чтобы вовремя поспеть в управление. Было прекрасное весеннее утро, ветер рябил темную воду, и у помощника ликовала душа.

Будни начались, как всегда, с заседания у начальства. Пана советника он застал за изучением протоколов - как только помощник почтительно вошел, хмурый советник передал акты ему. Ничего особенного, обычный протокол осмотра убитой. Профессиональный и обстоятельный протокол констатировал, что жертву сначала ударили тупым предметом по голове спереди (этот тупой предмет так и не обнаружен, потому, верно, старик и насупился), а после задушили. Далее подтверждалось: уже первая рана была смертельна, поэтому удушение шнуром (тесьмой, какая обычно имеется в каждом втором домашнем хозяйстве) - бессмысленная жестокость, в этом факте надо бы разобраться. Время смерти, вне сомнений, до полуночи, приблизительно от десяти до одиннадцати часов. На следующих допросах надо выяснить, в котором часу был с ней Вавра, и уточнить У Рудольфа Бруги, что означает его определение "припозднился". Впрочем, все это сущий пустяк...