Паноптикум Города Пражского

Он поднял свое длинное угреватое лицо к маленькому окну. Окошко было пыльное, но сквозь него в мастерскую проникало достаточно света и даже иногда заглядывало солнце. Он мог разглядеть крышу, а за ней - далекую цепь синеватых холмов. Кто их знает, какие они, эти холмы, но он мечтал, что когда-нибудь наведается туда хоть на полдня, сядет на мох, заслушается, как жужжат мухи над прогретой поляной, - красота, человеку это нужно, чтобы передохнуть после ночных трудов. Но где они, холмы и поляна, где оно, то лето, когда он в последний раз прислушивался к жужжанию лесных мух и щурил глаза на солнце в зените! Конечно, можно выкидывать фортели в зале суда, чтобы тебя еще больше зауважали дружки и знатоки твоего дела, но, когда тебе влепят такой срок, как в последний раз, тебе уже не до шуточек. Можно отсидеть неделю-две, или месяц, или десять, можно отсидеть и три года. Но пять - это уж слишком... Начинаешь вдруг чувствовать, как далеко, страшно далеко ушло все от тебя, весь мир за окном, и друзья-приятели, и Маржка- и эта тоже потеряна окончательно. Ах, чтоб тебя, ведь, когда я выйду, ей будет под сорок, а в эти годы считай, что баба свое уже отплясала.

После очередного суда "медвежатник" Пехачек чувствовал себя как зверь, попавший в капкан. Его поймали на такой ерунде, о которой он и думать не думал. Никаких доказательств у них не было, он был уверен, что вывернется, к тому же улов был богатый, не на одну тысячу, и он уже собирался помаленьку залечь на дно, все только и говорили что о кризисе, и кассы стали тощие, не то что в прежние времена. И все же кончилось дело плохо, так плохо, что дальше некуда, говорил он себе, выглядывая в пыльное окно тюремной мастерской. Из-за какой-то глупости... Из-за отпечатка пальца.

Люди добрые, да ведь это же чистый мухлеж, подлавливать человека на такой чепухе, такие фокусы надо бы просто-напросто запретить. Уж если фараоны такие слабаки, что не могут сцапать человека, когда он лезет из окна, не могут доказать, что он сработал кассу той самой фомкой, которую у него нашли, тогда и к таким подлым приемчикам нечего прибегать. Пехачек упорно отрицал все на свете, хотя пан советник уговаривал его не забывать, что "медвежатники" - публика солидная и не делают суду проблем, тогда и судебная палата может на многое смотреть сквозь пальцы. Но Пехачек был уверен в себе, геройски от всего отбивался, пока под самый занавес не появился на свет божий этот отпечаток...

Сколько раз с тех пор Пехачек разглядывал в камере кончики своих пальцев и качал головой: разрази меня гром, что же это за жизнь пошла, если пара каких-то паршивых черточек на пальцах стоит человеку пяти лет!

Суд проходил чрезвычайно бурно, защитник Пехачека метал громы и молнии, твердил, что одной дактилоскопии еще недостаточно, чтобы осудить человека. Сам-то он знал, конечно, что ее вполне достаточно и для виселицы, но адвокат на суде может говорить что угодно, отрабатывая свой гонорар. Гонорар он запросил высокий, но скостить с максимального срока ему не удалось ничего.

Сколько раз Пехачек прижимал свой вымазанный в саже большой палец к белой стене камеры и глядел на него. Да, вот что меня сюда привело... Конечно, нужно было идти на дело в перчатках, но тогда нет того чутья, нет той уверенности. Теперь-то я буду держать ухо востро, без перчаток шагу из дома не ступлю. А если эти гниды научатся узнавать и отпечаток перчатки? Сегодня все возможно, сегодня за простого человека заступиться некому.

А что, если?.. Что, если раздолбать эту гадость, название которой и не выговоришь толком? Показать, что все эти трюки с пальцами - чушь собачья... Если б они нашли отпечаток, но кого-нибудь другого... Если б теперь нашли где-то мой отпечаток...

Пехачек сам испугался этой своей мысли. Он не мог понять, откуда она в нем взялась, силы у него всегда было хоть отбавляй, но особым умом он никогда не отличался. А тут его вдруг озарило, и было это так, словно он шел по поляне и внезапно почувствовал, что голове стало горячо. Но это было не солнце, это была мысль!

Да, если б где-то у кого-то оказался мой отпечаток! Тогда они, конечно же, выпустили бы меня. Вот было бы шуму, имя Пехачека опять разнеслось бы по свету. Отличная мысль! Замечательная мысль! Он играл с нею, тешился ею слаще, чем с женщиной. А потом взял и осуществил ее...

В коридоре раздались шаги. Пехачек поспешил сделать вид, будто он сосредоточенно работает. В дверях появился надзиратель:

- Пехачек, пойдете со мной!

Пехачек неторопливо зашагал по коридору; убедившись, что поблизости никого нет, он доверительно нагнулся к тюремщику:

- Пан Яноушек, в чем дело?

Тот лишь пожал плечами, но потом все же дал понять:

- К вам пришли...

Пехачек остановился в испуге:

- Баба?

- Нет-нет, не бойтесь. Мужик.

Выйдя из коридора, они пересекли двор - для каждого арестанта это праздник: просто пройтись по двору, а не брести уныло по кругу во время прогулки - и вошли в кабинет начальника.

Но начальника там не было, зато был там пан советник Вацатко, дружелюбно встретивший Пехачека словами: