Закованный в кандалы, Орокин побрел в сопровождении охраны, разглядывая спину идущего впереди Николаса Вайса, который, к большому удивлению полковника, действительно был в полном рассудке. Более того, он довольно свежо выглядел, отчего складывалось впечатление, что последний год он провел не в казематах тюрьмы, а на одном из курортов Корнуэла.
Минуя черный вход в Цитадель Закона, Уэйн Орокин и Николас Вайс оказались в переполненном зале судебных разбирательств…
Клаус, преобразившийся в Луция Мнемоника, стоял недалеко от того места, где сидел подсудимый Уэйн Орокин. Зал был переполнен. Журналисты постоянно передвигались по залу суда, освещая события в прямом эфире. Только что вся страна увидела, как полковник толкнул пространную речь и подтвердил те признательные показания, которые давал ранее. Поглядывая из — под фуражки на то, как прокурор допрашивает бывшего главнокомандующего, Клаус ещё раз перебрал в голове детали готовящегося побега. Вооруженные члены подполья, готовые оказать огневую поддержку, уже заняли в городе позиции согласно намеченному плану.
— Значит именно Уэйн Орокин передал вам яд, с помощью которого вы и отравили Мартина Храброго? — прокурор чуть склонился к трибуне, за которой сидел Николас Вайс.
— Да, — не задумываясь ответил Николас и, посмотрев на полковника, добавил. — Яд изготовила доктор Рамина Джоши по просьбе полковника Орокина.
Рамина, сидевшая в зале в первом ряду, где сидят свидетели, нервно заёрзала, услышав своё имя, замаранное в столь чудовищной лжи.
— Скажите, подсудимый, — чуть помедлив, спросил прокурор, — а сама доктор Джоши знала, для каких целей предназначался этот, так сказать, заказ?
— Конечно, — уголки губ Вайса скривились в чуть заметной ухмылке, — именно доктор Джоши и подсказала полковнику, как можно по — тихому убить моего тестя…
По залу прошел шепот.
— Это ложь! — Рамина вскочила с кресла, но грозный рык главного Судьи усадил её обратно.
— Тишина в зале, — громко заорал судья, колошматя молоточком по столу. — Продолжайте, прокурор…
— Спасибо, ваша честь, — прокурор, поклонившись, последовал предложению судьи. — Собственно говоря, у меня больше нет вопросов к подсудимому. Обвинение ходатайствует перед высоким судом: в связи со вновь открывшимися обстоятельствами, руководствуясь 343 статьёй уголовно — процессуального кодекса, обвинение просит перевести Рамину Джоши из статуса «свидетель» в статус «подсудимая».
— Поддерживаю, — произнес главный Судья, стукнув молоточком по столу.
Клаус, услышав это, отдал Спектраторам распоряжение, после чего те, подхватив Рамину под руки, попытались усадить её на место рядом с полковником Орокином. Но та, ощутив себя загнанной в угол, стала оказывать бойкое сопротивление, пока один из Спектраторов не ударил её прикладом в живот. Вскочивший с места полковник попытался, было, заступиться за Рамину, но сам получил удар в челюсть. Упав на задницу, полковник попытался прийти в себя, немного помотав седою головой.
Клаус, не обращая внимание на шум и суматоху, используя образ Луция Мнемоника, подошел к сидящему между стульев Орокину и, взяв его за грудки, усадил обратно на стул. «Спокойнее, солдат, — успел произнести ему на ухо Клаус, — давай досмотрим эту трагедию…»
Суд, как, собственно говоря, и ожидалось, вынес обвинительный приговор. Всех троих — Уэйна Орокина, Рамину Джоши и Николаса Вайса, приговорили к смерти. Пока осужденных выводили из Цитадели Закона, в пяти километрах, на имперской площади уже готовили дыбы. Фемида, проведя процесс, пришла к выводу, что виселица была бы слишком мягкой мерой для людей, которые, как сказал главный Судья, «совершили сверхчудовищное преступление против граждан».
В метрополии политические счеты всегда сводились от имени бесправного народа…
Клаус, пребывая в образе Луция Мнемоника, закурил черную ароматизированную сигарету, которую так любил покуривать сам майор, находясь на службе. Стоя возле бронированного конвойного транспорта, который в простонародье называли «Носорогом», Клаус, выпуская дым из ноздрей, наблюдал, как Спектраторы усаживают осужденных внутрь.
В отличие от полковника, лицо которого выражало растерянность, и Рамины, по щекам которой катились слёзы, Николас Вайс был безэмоционален. «Такое ощущение, что этот парень полностью готов к той участи, которая его ожидает», — подумал про себя Клаус, поправляя черную фуражку у себя на голове. Постоянное ношение маски, плотно облегающей лицо Клауса, создавало определенный дискомфорт, вызывая местами неприятное жжение.
— Майор, — произнес один из Спектраторов, закрыв двери конвойного транспорта, — мы готовы…
— Хорошо, — произнес Клаус, выкидывая сигарету. — Так, Марлоу, едешь в машине сопровождения, а я поеду в «Носороге». Бишоп, дистанция не больше пяти метров…
— Есть, сэр…
— По машинам! — крикнул Клаус и махнул своим подчиненным, стоящим кучками возле черных продолговатых машин с эмблемами Спектрата.