Боливар, выкинув в кусты огрызок, достал из кармана платок и вытер им свой квадратный подбородок. Внезапно мимо него просвистела стрела. Посмотрев вверх, Дельгадо различил в окнах верхних этажей силуэты лучников. Толпа горожан, получив отпор, рассредоточилась по укрытиям, после чего принялась обстреливать верхние этажи башни из огнестрельного оружия. Пара зажигательных гранат, выпущенных из автоматического гранатомёта, попали в окна седьмого и девятого этажа, откуда, после яркого светопреставления, повалил чёрный дым, подстёгиваемый ярко оранжевыми всполохами.
Эта картина, озаряющая наступившие сумерки, настолько понравилась Дельгадо, что он, забыв об осторожности, выпрямил грудь и сложил руки, высунувшись из — за ветвистого дерева.
— Ах ты, ублюдок! — Боливар услышал позади себя разъяренный женский голос.
Повернувшись, он увидел перед собой Кристину, которая прыгнула на него словно кошка. Приблизившись, она попыталась вцепиться в лицо Дельгадо, но тот ловко увернулся, сделав шаг назад.
— Это что ещё такое, сеньора? — возмущённо и немного с пафосом произнёс Дельгадо, пятясь назад.
Но внезапно его глаза округлились, а тело как — то неестественно дёрнулось. Боливар, вытянув голову и закинув руку за спину, попытался до чего — то дотянуться. Когда у него изо рта пошла кровь, и он упал, пылающая гневом Кристина увидела стрелу, торчащую из спины Дельгадо. Гнев Кристины сменился ужасом, но не от увиденной смерти Боливара, а от того, что в окнах детской, расположенной на седьмом этаже башни, горел огонь.
Обезумев, Кристина бросилась по аллее к массивным воротам башни, отделявшим её от сына Герасима, находящегося сейчас в объятой пламенем детской. Мимо свистели стрелы, а сверху падали каменные осколки, но для этой женщины происходящее вокруг не имело никакого смысла, когда её ребёнку грозила реальная опасность.
Оказавшись у ворот башни, Кристина заколотила руками по их шершавой поверхности, отчаянно пытаясь попасть внутрь. Упав на колени, она, прикрыв лицо ладонями, разрыдалась, но, неожиданно вскочив на ноги, заколотила руками ещё интенсивнее, впадая в истерику. Так продолжалось до тех пор, пока подоспевшие телохранители Кристины, взяв под руки бьющуюся в истерике мать, не оттащили её подальше от здания, объятого языками пламени…
— Кварталы Виктории охвачены гражданскими волнениями. По — моему, у нас большие проблемы… — Данбар, откинув широкий рукав своей сутаны, подставил к бородатой щеке левую руку с закрепленным на ней интегратором. — Вы слышите меня, полковник?
Полковник его прекрасно слышал, однако события последнего часа заставляли Данбара изрядно нервничать, отчего возникшая пауза показалась ему утомительно длинной.
— Да — да, Данбар, что случилось? — услышав голос полковника, молодой человек сморщился и укусил собственный кулак от отчаяния.
Полковник Орокин оставил его в городе за «старшего», поэтому Данбару стыдно было признаться, что он не контролирует ситуацию. Всё, что находилось за пределами этой комнаты, в которой Данбар укрылся под предлогом совершения религиозного ритуала, не поддавалось его контролю.
— Я не знаю, полковник, — ответил молодой агент, пытаясь сконцентрироваться. — Я гулял в парке, пока на его территорию не ворвалась вооруженная ватага обезумевших людей. Они погнались за мной по аллее, но я успел забежать внутрь башни и запереть её на засов… Вождь, выслушав меня, приказал своим людям занять позиции на окнах, и те принялись обстреливать разбушевавшуюся толпу. Желтый Червь надеется на то, что мои молитвы будут услышаны…
Раздавшаяся снаружи осаждаемой башни очередь из огнестрельного оружия, заставила Данбара замолчать. Прозвучавшие поначалу отдельные выстрелы, внезапно слились в какофонию глухих звуков. Но как только открылась дверь, глухие звуки превратились в разящий звон, заставивший Данбара машинально задёрнуть рукав и обернуться назад.
На пороге стоял Желтый Червь, ворвавшийся в комнату в сопровождении серого дыма, который заполнял вестибюль. С яростью захлопнув дверь, вождь, державший в руках стальную секиру, был похож на тех демонов ада, о которых рассказывал сам Данбар, выступая защитником паствы от злых, неведомых им сил, которые преследуют человека от рождения до самой смерти.
— Бра — а — а — т! — вскричал Желтый Червь и, размахнувшись, ударил секирой по стене, отделанной, как и весь внутренний интерьер башни викария, драгоценными породами древесины.
Секира, легко разрубив деревянную отделку, высекла сноп искр из камня, но ни один мускул на худощавом лице Данбара даже не дрогнул. Приподняв обросший подбородок, молодой пастырь внимательно посмотрел на человека, у которого, судя по всему, появились сомнения в силе Саваофа, позволяющему врагам вождя убивать его же паству.
— Где он, Брат!? — свирепо заорал Желтый Червь, покрывая косички, заплетённые на густой бороде, сгустками капающей с уголков рта пены. — Где он, о заступничестве которого ты вещал мне вечерами у костра!? Или… Или, может быть, это ловушка, чтобы заманить достойнейших сынов пустыни в эту западню?