Паноптикум. Книга первая. Крах

Сделав угрожающий шаг в сторону Данбара, вождь поднял секиру и указал ею в сторону окаменевшего молодого пастыря, приготовившегося разделить свою участь.

— Нет, Желтый Червь, — в комнате совершенно внезапно раздался голос Орокина, — это начало твоего испытания…

Услышав голос, который воспроизводил динамик интегратора Данбара, вождь вздрогнул и завертел головой, смотря преимущественно вверх.

— Пророк? — ярость Желтого Червя сменилась замешательством.

Данбар сразу же уловил, что полковник, надев личину «пророка», решил вмешаться в возникшую ситуацию, поэтому он решил подыграть Орокину. Внезапно обмякнув, Данбар задрал голову, закатил глаза и открыл рот, прикинувшись чревовещателем.

Увидев мгновенную метаморфозу, вождь опустил секиру и уже с почтением произнёс:

— Великий Пророк, ты здесь? — Желтый Червь настороженно смотрел в открытый рот Данбара, будто оттуда должно было что-то выскочить.

— Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «Перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас, — ответил голос Орокина. — Возьми сына своего, да не возложи его на алтарь смерти…

Вспомнив о Джошуа, вождь, до этого проникновенно слушающий голос полковника, внезапно выбежал из комнаты, запустив внутрь дым, от которого Данбару стало дурно. Закашлявшись, он попытался закрыть дверь, но совсем дезориентировался в заполненной плотным смогом комнате, протирая глаза от раздражения. Споткнувшись, отравленный продуктами горения, Данбар упал на четвереньки, судорожно пытаясь сделать вздох. Динамик его интегратора что-то говорил, но угасающее сознание одного из ключевых агентов Корпуса уже не понимало смысл сказанного…

Жизнь агента Рика Сандерса с позывным «Данбар» окончилась в башне викария, чьё нутро выжигало беспощадное к мольбам пламя…

* * *

Когда Желтый Червь ворвался в детскую, расположенную на седьмом этаже башни, языки пламени уже вовсю ласкали своим жарким дыханием дальнюю стену и своды потолка, куда попала, судя по всему, залетевшая через окно граната. Комната была наполнена дымом и витавшей в воздухе пылью, которая сужала видимость до расстояния вытянутой руки.

Размахивая руками, вождь прошел вглубь детской, пытаясь отыскать колыбель своего сына Джошуа. Внезапно он наткнулся на результат обрушения потолка: дымящиеся деревянные балки, на которые крепились декоративные панели, были завалены камнем и обугленной штукатуркой. Но из всей этой кучи единственное, на что обратил внимание Желтый Червь, была спинка колыбели, инкрустированная драгоценными камнями и разбитая в щепу.

«Нет, — пронеслось в голове вождя, когда он прикоснулся дрожащей рукой к узору, который часто рассматривал, качая в колыбели маленького Джошуа. — Этого не может быть…»

— Саваоф!!! — вскочив на ноги, Желтый Червь внезапно заорал, обращаясь к чему — то невидимому. — Савао — о — о — ф!!!

Но вместо ответа сверхъестественного существа, к которому взывал вождь, в комнате раздался детский плач. Вздрогнув, Каганаз — гун устремился на его источник, ориентируясь на слух.

Оказавшись у окна, он обнаружил люльку с младенцем, который, увидев склонившегося над ним огромного бородатого человека, внезапно перестал плакать и начал тянуть к нему свои маленькие ручки. Покрытый пылью, ребенок бодро двигал ножками, разгребая в стороны мелкий камень и осколки стекла, оставившие на его тельце несколько царапин.

Желтый червь, застыв над колыбелью, заворожено наблюдал, пытаясь найти в своём перегруженном религией сознании «замыслы и пути Господа Саваофа»…

Он знал этого мальчика, чья мать также заботилась и о Джошуа, его, Желтого Червя сыне. Иногда вождь разглядывал женщину из окон своего этажа, когда та гуляла в аллее парка со сдвоенной коляской и даже подумывал о ней как об объекте вожделения… Но как всё это увязывалось со словами Великого Пророка Орокина, чей дух явился ему несколько минут назад в образе проповедника Данбара, Желтый Червь никак не мог растолковать. Пытаясь всё это увязать в единую картину мира, вождь так далеко зашел в своих рассуждениях, что нашел какой-то ему одному известный смысл в том, что на имя господа отозвался именно этот, контуженный взрывом гранаты мальчик. Но обжигающий жар пламени вырвал Каганаз — гуна из цепких лап собственных заблуждений, заставив его действовать.

Схватив ребенка, который снова громко расплакался и закашлял, Желтый Червь крепко прижал его к груди и, высунувшись в окно, сделал глоток свежего воздуха. Задержав дыхание, Желтый Червь стремительно бросился в пелену смога, прикрываясь от огня плотной накидкой, надетой на плечи.

Достигнув выхода с этажа, он буквально взлетел по винтовой лестнице до самого верхнего — десятого этажа. Пробежав через зал городского Совета, вождь оказался на балконе, где, наконец, смог немного отдышаться, держа в руках разревевшегося малыша. С балкона открывался чудесный вид на окрестности ночной Виктории, чьи улицы освещали не только городские фонари, но и факелы мятежных горожан.