Панорама Времен

У нее на лице появилось выражение какой-то странной застенчивости, но потом оно исчезло. Гордону стало интересно, что она чувствует, но он не смог просто спросить об этом. Он приоткрыл было рот, но потом передумал. Неужели поездка в Окленд является необходимой частью ритуала ухаживания? Может быть, так делают только на Восточном берегу? Он во всем сомневался. После того как Пенни сказала, что не хочет выходить за него замуж, а потом все пошло так, будто ничего не изменилось, она стала для него абсолютной загадкой. Гордон вздохнул про себя и решил больше не думать про это.

Он читал несколько минут, а потом сказал:

— Слушай, тут говорится, что вступил в силу Договор о запрещении ядерных испытаний.

— Конечно, — сонно пробормотала Пенни, переваливаясь на другой бок. — Кеннеди подписал его несколько месяцев назад.

— Я, наверное, это пропустил. — Гордон подумал о Дисоне и об “Орионе”, о той заманчивой мечте, которая теперь мертва. Никто не собирается немедленно лететь и космос; межпланетная программа будет спотыкаться на ракетах с жидкотопливными двигателями. Он вдруг понял, что время начинает поджимать. Новые идеи и новые люди стали появляться в старой Ла-Ойе. Тот же самый Кеннеди, который пробил Договор о запрещении ядерных испытаний и тем самым погубил программу “Орион”, перевел в федеральное подчинение национальную гвардию штата Алабама, чтобы помешать Уоллесу использовать ее против десегрегационных программ. Всего лишь несколько месяцев назад был убит Медгар Эверс. Страну охватывало предчувствие больших перемен.

Гордон отбросил журнал, перевернулся под палящими лучами солнца и задремал. Морской бриз принес кисловатый запах гниющих где-то на берегу водорослей. Он сморщил нос. Черт с ним, с этим давлением новых времен. “Политики — это на один момент, а уравнения — на века”, — как-то сказал Эйнштейн. Если придется выбирать, он выберет уравнения.

* * *

В этот вечер Гордон пригласил Пенни на обед в “Эль Кортес”. Это было совсем не похоже на него, но он решил, что пора разрядить так долго тянущуюся напряженность отношений. Он наполнил бокалы и сразу перешел к делу:

— Пенни, между нами все очень усложнилось.

— Отношения не усложнились, они сложные. Гордон помолчал, а потом пробормотал:

— Ну, хорошо, но…

И услышал резкий ответ:

— Это не одно и то же.

Почему-то это его рассердило, и он решил не продолжать разговор. Пусть все идет так, как она хочет, — бездумный вечер с женой. Странно у нее получалось: то она очень интеллигентный бескомпромиссный литературовед, то вдруг обыкновенная средняя американка, вскормленная овсянкой. Может быть, она — порождение этого времени, меняющихся обстоятельств?

Они танцевали только медленные танцы. Пенни двигалась свободно и легко в изящном розовом платье. Он же в своих тяжелых черных ботинках, оставшихся со времен Нью-Йорка, периодически пропускал такт. Мужской голос пел блюз “Люди, побудьте немного дольше, мы поиграем немного дольше”. Неожиданно Пенни прижала его к себе.

— Сэм Кук, — прошептала она ему на ухо. Он не понял, что она хотела этим сказать. Мысль о том, что она знает, кто сочинил этот шлягер, не внушала доверия.

Глава 18

28 августа 1963 года

Уровень шумов в измерениях ядерного магнитного резонанса начал возрастать. С каждым днем он становился немного больше. Обычно Гордон замечал изменения, когда производил первые утренние замеры. Сначала он относил это на счет постепенного ухудшения свойств образца. Повторная проверка наиболее вероятных отказов элементов схемы ничего не дала. Испытание менее очевидных погрешностей также ни к чему не привело. С каждым днем шумы становились все сильнее. Гордон решил, что они могут быть новым видом эффекта “спонтанного резонанса”. Сигнал поступал слишком обрывистый, чтобы сказать наверняка. Он тратил много времени, пытаясь уменьшить соотношение шумы-сигнал. Постепенно это стало занимать большую часть дня. Он начал приходить и по вечерам, сидеть перед однолучевым осциллоскопом и наблюдать следы. Однажды, когда ему нужно было с кем-то встретиться рано утром, он провел в лаборатории всю ночь. Разложение на ряды Фурье спектра шумов показало, что появились определенные гармонические компоненты, но это никуда не вело. Тем временем среднефазовый уровень шумов все возрастал.

— Гордон? Это Клаудиа Зиннес.

— Привет. Я не рассчитывал услышать вас так скоро.

— Мы немного опаздываем, но ничего серьезного. Я просто хочу, чтобы вы знали: в течение недели мы приступим к этой работе.

— Хорошо, я надеюсь…

— Да-да.

Снаружи разгулялся ветер. Тяжелый и сухой, он пробивался через низкие проходы в ущельях прибрежных гор и приносил с собой колкое дыхание пустыни. На холмах начались пожары. Местные жители называли их красным ветром. Для Гордона, который сидел затворником в своей лаборатории с кондиционером, это оказалось небольшим сюрпризом, когда поздно вечером он отправился домой. Воздух казался густым и слоистым, лохматил шевелюру.