Метров через 150 машина уперлась в шлагбаум, далее ход для обычных вояк был закрыт. Здесь нас встретил сотрудник в уже виденном синем комбезе и маске.
Я с подозрением бросил взгляд на академика, тот успокоил:
— Обычная предосторожность, может, ты грипп снаружи привез.
Мы поднялись на пандус, сотрудник открыл одну из дверей, за которой оказался коридор, освещенный настолько ярко, что казалось, мы все находимся на солнечной веранде.
Из коридора попали в гардероб с железными шкафчиками. Открыли шкафчики со своими именами и нашли там полный комплект одежды-от трусов до ботинок.
— Бейджик не забудь! Патруль имеет право стрелять на поражение! — предупредил Лемберт.
Из гардероба сопровождающий вывел нас в большой машинный зал, одна сторона которого состояла из панелей электрошкафов, а в центре стояла тумба с проводами и монитором. В тумбе, стоя перед ней на коленях, копался электрик.
Лемберт вежливо поздоровался, электрик отвернулся и молча ушел.
Евреев не любит, решил я.
— Им запрещено разговаривать, — пояснил сопровождающий.
А потом пришел Починок.
— Для начала я продемонстрирую эффект, который явился побочным другого эксперимента, — пояснил Лемберт.
Он провел меня в комнату, чем-то похожую на операционную. Абсолютно белая, у стены носилки на колесах. Светильники забраны сеткой. Дальняя стена показалась щербатой, но я как вояка распознал многочисленные вмятины от пуль. И пахло порохом.
— Вы здесь сотрудников расстреливаете? — поинтересовался я.
— Очень смешно, — ответил Лемберт. — Но в чем-то ты прав.
— Даже так.
Починок оказался молодым парнем лет 23. Бобрик аккуратных волос, веселый взгляд.
— Один из лучших курсантов, — представил Лемберт. — Сейчас мы его расстреляем.
— Опять? — ухмыльнулся Починок.
Мы покинули полигон. Стена оказалась односторонне прозрачной. В ней проделаны 2 отверстия с рукавами, свешивающимися наружу.
— Тебе я предлагать не буду, потому что ты чистоплюй! — безапелляционно заявил Лемберт.
Он продел в рукава руки. Починок, оставшийся на полигоне, подошел к носилкам, откинул покрывало, под ним лежало оружие. Курсант взял автомат и всунул в руки Лемберта.
— Может не стоит? Так никаких курсантов не напасешься! — предупредил я.
Починок отошел к «расстрельной» стене. На нем была синий комбинезон безрукавка. Вел он себя спокойно.
Мне приходилось присутствовать на испытаниях бронежилетов. Все без исключения испытатели по-любому чувствовали мандраж. В воздухе витало беспокойство. Риск он и в Африке риск. Только не в этот раз. Починок не испытывал ни тени сомнения.
— Ты уверен, что комбинезон по-настоящему пуленепробиваем? — заволновался я, уж больно ткань выглядела несерьезно, в такой летом на даче гулять.
— При чем тут комбинезон? — пробурчал Лемберт и без тени сомнения нажал на курок.
Стрелял академик безобразно. Любой прапор с настоящего полигона ему бы руки вырвал. Ствол ходил ходуном, пули летели то вверх, то вниз, под ноги Починку. Выпустив магазин 30 патронов, Лемберт попал всего несколько раз: пару раз в туловище, и по разу в ноги и в голову.
Особый эффект вызвало прямое попадание в лоб: фиолетовая вспышка, ощущение, что пуля полностью разрушилась, но конечно это не так, это был рикошет стали, столкнувшейся с чем-то гораздо более прочным.
Починок за время экзекуции даже не шелохнулся.
— Один из секретных «ящиков» проводил темпоральные исследования, — начал объяснения Лемберт.
Из полигона мы переместились в буфет из-за острой необходимости генералитета принять 100 грамм, чтобы не спятить от увиденного.
— Исследовалось абсолютное значение секунды. Есть гипотеза, что значение есть величина изменяющаяся. Грубо говоря, секунда вчера имеет другое значение, чем секунда сегодня.
— Это имеет какое-то практическое значение? — не понял я. — Какая разница, сколько длится секунда?
— Разница-ты правильно уловил суть. Что есть разница? Потенциал. Что есть потенциал? Энергия. Лева, ты не представляешь, сколько необходимо энергии для полноценного развертывания Пантанала! Я его представляю в виде Минотавра. Двух быков каждый день, но отдай.
— Который раз я слышу про Пантанал! Что это в конце концов? Так ли он хорош?
— Хорош, смею заверить. Когда нас обеспечат энергией, и проект заработает в полную силу-я преподнесу тебе мир на блюдечке с голубой каемочкой, друг! В Париже будут еще говорить по-русски, вот увидишь. К сожалению, не могу сообщить подробности, подписку давал. Приоритет секретности самый высший. Полный доступ только у исполнителей и Президента лично.
— Я с таким уровнем секретности еще не сталкивался! Уж не продали ли вы душу дьяволу, Альтер Измаилович?
Он хитро глянул:
— Возможно.
И он продолжил.