Пантанал и Тектонический Разлом

— Я думал об этом, — признался я. — Я не офигительный герой, который ничего не боится, и хоть я и пожил, но это совсем не обязательно, что не хочется пожить еще. Какие-то элементарные радости. Чтоб проснуться утром от солнечных лучей, почувствовать аромат свежего хлеба, обернуться вслед красивой женщине. С возрастом начинаешь ценить подобные пустяки. Но у меня есть, как ты говоришь, мотивация. С тех пор как убили Сашку, не проходит и дня, чтобы я не думал о нем. Мне часто снится один и тот же сон, случившийся и в реальности. Как-то раз я помогал выехать ему с придомовой парковки, машины стояли слишком тесно. Сашка выехал и остановился. «Давай залезай, довезу до дому, дождь ведь», — предложил он. Хотя до дома было метров 30. В этом весь Сашка. Эх, кабы знать! Я готов всю жизнь брести под вечным дождем, лишь бы вернуть сына!

— Это я и боялся! — сделал вывод Вальжан. — Самопожертвование хорошо до определенной степени. Мне хотелось бы нечто более фундаментального.

— Не понял! Что может быть более фундаментальным?

— Готовность сделать выбор-раз. Готовность сделать выбор, масштаб которого несопоставим со всем, что было раньше-два. И. Готовность сделать выбор, после которого вся твоя предыдущая жизнь полетит коту под хвост-три.

— Цель оправдывает средства?

— Речь о средствах больше не идет! Просто наши цели и цели с той стороны Пантанала могут быть даже не диаметрально противоположными, а вообще лежать в других плоскостях и даже пространствах. В таком случае придется действовать из обстоятельств, а цели противоположной стороны игнорировать и не брать в расчет. Есть только мы и точка! Готов ли ты, сын мой?

— Чтобы вернуть сына, я готов на все.

— Ну тогда на вечер ничего не планируй, у нас в планах спуск в ад!

Спуск в нижние галереи.

— Затихло! 8 часов ровно! — Вальжан задумчиво глядел в окно на пустую автостраду.

Ветер гудел в агрегатах ОРУ под стенами станции, солнце садилось, простреливая косыми лучами лесопосадки в ущелье навылет. Должно быть когда была большая вода, зрелище получалось впечатляющее.

— Бери в шкафу монтажную каску и готовь психику к небольшому психическому удару! — предупредил Вальжан.

Я напялил белую каску, но это не внушило уверенности.

Когда мы спустились в машзал, я испытал первое потрясение. Гигантское здание Плотины более километра в длину и высотой метров в 20 оказалось полым внутри. Пустая бетонная коробка с гидроагрегатами в полу.

— Раньше было 20 агрегатов, сейчас остался один! — пояснил Вальжан.

Дело ясное, агрегаты перевезли на действующую станцию. Или сперли.

Мы спустились в машзал, прошли под выцветшим барельефом типа «Слава труду!», преступили через полуметровые болты, наваленные кучей. И я едва не сверзился в огромную гладкую дыру, оставшуюся на месте вынутого гидроагрегата, метров 20-ти в диаметре и глубиной не меньше. Оправданием может служить то, что яма никак не было огорожена.

Вальжан сообщил о необходимости спуститься в нижние галереи, вход в которые имелся лишь на уцелевшем агрегате. Остальные замуровали от греха подальше.

Теперь я был начеку и ни в один открытый проем не свалился. Единственный агрегат оказался, как ему и положено, почти в самом конце машзала.

— В полной боевой готовности, хоть сейчас запускай! — пояснил Вальжан.

— Каким образом?

— А шут его знает!

Отверстие для спуска было заботливо огорожено металлическими перилами, что наряду с огромными дырами в полу, вызывало умиление и гордость за технику безопасности.

По лестнице мы попали в подбрюшье агрегата, оказавшись в кольцевом коридоре. Внутренняя стена коридора была круглая. В ней дверь. За дверью могучий железный конус с табличкой «Ленинградский металлический завод».

— А где этот Ленинград? — не понял я.

— Наверное, в бывшей Московской области! — предположил Вальжан.

В конус агрегата входила длинная металлическая болванка.

— Шток для регулировки потока воды в турбине, — пояснил Вальжан. — Говорят, никогда не включали на полную, могло всю Плотину разнести.

Мы спустились на ярус и прошли под гладким железным кругом в размер потолка-маховиком турбины.

— Если бы вдруг запустили-нас бы как тараканов размазало! — попугал Вальжан.

В машзале, под гидроагрегатами-везде на стенах висели громоздкие телефонные аппараты с тяжелыми эбонитовыми трубками. Когда-то желтые, теперь мутно пятнистые. Я снял одну, в трубке застыла настолько глубокая тишина, что сразу возник глюк, что я слышу в глубине приглушенный шорох и даже шепот.

— Призраки, их тут до фига! — жизнерадостно сообщил Вальжан. — Хочешь расскажу, как здесь целая смена пропала без следа?

Схрон.

Дабы не таскать аппаратуру с собой, Вальжан устроил тайник в нижних галереях. По всей длине станции под машзалом и генераторами тянулись бесконечные коридоры с тусклым аварийным освещением. Когда-то ухоженные и чистые, они были завалены мусором. Стеклянные вставки в пожарных щитах и дверях расколочены. Вальжан рассказал, что раньше персонал ездил по галереям на велосипедах, которые пропали вместе с былым величием.