— Но как так? — у того не было слов, он недоуменно развел руками вокруг, пытаясь охватить побоище, которое и не думало затихать.
Люди дрались остервенело и без цели, и это было страшно.
— Я бросил камень в центр урожая! — пожал плечами Лука.
Слова навевали давние ассоциации, но епископ не вспомнил какие.
— Ваше… Как к вам обращаться?
— Лука!
Дом епископа расположился в лучшем месте, и на веранде, где был накрыт стол, было видно лазурное море и другие дома, которым повезло меньше и которые лепились к скалам.
На первое было подана дзуппа - фасолевый суп с овощами: тыквой, морковью, луком. Была рыба-грильята ди пеше: королевские креветки, лангусты, форель. Ну и наконец мясное ассорти: ребрышко ягненка, колбаска, свинина.
И напитки-Соньо Итальяно в искрящихся на солнце бокалах. Солнца было достаточно-и в бокалах и вокруг. Солнце, море, лёгкий бриз. Белые парусники на лазурной глади.
Алозио жрал как свинья, непринужденно сморкаясь в полы рубища. Судя по его состоянию, он поступал так всегда.
— На нажимайте более на фасоль и вообще бобовые! — сказал Лука. — Хотя бы ближайшие пару лет, пока не спадет радиация.
— Где мы, а где война! — отмахнулся Эназий.
— Ну ты, епископ, ваще дурак! — огрызнулся Алозио. — Если бы не Великий Лука и не, то чудо, которым он остановил атомную смерть, вы бы давно червей кормили!
Ему чрезвычайно ловко прилетело ложкой от Луки. Он ел своей ложкой, которую достал из рубища, изготовленной из сверкающего белого металла, напоминающего начищенное до блеска серебро.
— Понравилась ли вам откушенная еда, сын мой? — спросил Эназий.
В дверях кухни выстроилась челядь, ловившая каждое слово. Уже сегодня новость о самом Великом Луке, откушавшем у священника, облетит весь город и окрестности.
Ложка как по мановению волшебной палочки исчезла в недрах рубища. Лука с хитрым прищуром глянул на хозяина.
— А ты ведь врешь, епископ! — проговорил Лука. — Где ты был, когда толпа убивала меня на паперти? Не ты ли науськивал ее?
— Что ты такое говоришь, сын мой? — пролепетал священник.
— Не сын я тебе! Если бы не приказ Папы, ты пальцем о палец не ударил бы, чтобы спасти людей. Какой же ты пастырь Божий после этого? — он встал, с грохотом отодвинув стул. — Я лишаю тебе сана! Отправься в паломничество, замаливай грех, а там посмотрим!
Он внимательно глянул в глаза священника, и у того возникло неприятное ощущение, что взгляд его не остановился на глазницах, а проследовал в глубь черепа, не встретив никакого сопротивления.
— И не вздумай обмануть-прокляну!
Раздался легкий шум-челядь бежала вглубь дома, боясь попасться на глаза привередливому святому.
— А обед был хорош! Благодарствуйте. Повару передайте, что я списываю ему один грех. А теперь, Эназий, на правах бывшего епископа организуй нам транспорт и охрану до Рима. Пора Папе мозги вправить!
Не видал ничего красивее амальфитанского побережья. Дорога идет над морем, ныряет в горные тоннели. По обочинам стройные конические кипарисы. Главная ошибка наших врагов заключалась в том, что они решили угробить нас не здесь. Авария, падение в пропасть, венок от соболезнующих.
Епископ от щедрот выделил для доставки микроавтобус «Фиат-Дукат». В нем хватило бы кресел для цельной футбольной команды, а мы в салоне сидели с Алозио вдвоем. Да за рулем чернявый загорелый Фредо. Жаль парнишку, смешной такой, его убили первого. Такова участь водил, они страдают в первых рядах, хотя чисто рефлекторно до последнего стараются уйти из-под удара, тянут в сторону, без умысла подставляя пассажиров.
Но у Фредо не было ни единого шанса, когда мы свернули на развилке Салерно-Неаполь на Неаполь, и нас нагнал под эстакадой грузовой «Ивеко», тащивший на прицепе огромные цистерны неизвестно с чем. Допускаю, что они не были заполнены полностью, чтобы не давать нам преимущества в скорости.
Убийца легковушек легко нагнал нас и двинулся на обгон. Слева точно Альпы нарисовались. Борт полностью заслонило грохочущее вонючее железо. Хотелось, чтобы все это как можно скорее нас обогнало, и я попросил Фредо притормозить. Это оказался последний с парнишкой разговор.
«Ивеко» обогнав нас на полкорпуса, принял вправо и стал давить. Нам решительно было некуда деваться. Фредо с проклятиями выворачивал руль влево, но там не имелось свободного пространства, и микроавтобус стал обдирать боковину об отбойник. Еще пара секунд и события приняли бы необратимый характер, нас размазало бы в фарш, но я крикнул своим ОСОБЫМ голосом:
— Тормози!
Я заметил, что, когда я говорю ОСОБЫМ голосом, все подчиняются мне беспрекословно. Только говорить подобным образом я могу далеко не всегда. Для этого мне нужны сильные эмоции, чувства должны зашкаливать. Пытался искусственно себя накачивать, ничего не выходит. Сейчас же накачивать себя не пришлось, гавно вот-вот полезет и совсем необязательно из предусмотренных для этого мест.