Пантелеймонова трилогия

Улетая в Барселону, Пантелеймон лишился всех денег и половины нервных клеток. Переезд в Сарагосу едва не стоил ему спины и колен. За историю о набитом деньгами фотоальбоме ему пришлось ответить по полной. Серафима и не думала нанимать грузчиков – к чему такие растраты? Не было у Пантелеймона и добровольных помощников, и все пожитки, включая двухметровый сервант и, хвала Господу, разборный шкаф, из съемной квартиры он выносил в одиночку. Так же, как собственными руками погружал вещи в присланный Энвером пикап, а затем, уже в Сарагосе, мысленно благодарил албанца за то, что тот додумался купить дом на земле, а не квартиру на пятнадцатом этаже. В этом—то доме, двухэтажном, просторном, со множеством комнат и дубовой лестницей на второй этаж, и поселили Серафиму с Пантелеймоном. В самой маленькой из всех комнат, да на какие жертвы не пойдешь, лишь бы жить под одной крышей с детьми, как умильно воскликнула Серафима, гляда Энверу в его пронзающие до пят смолистые глаза.

Она и впрямь уже считала албанца зятем, к чему Пантелеймон никак не мог привыкнуть. Смущало его не столько, судя по всему, криминальное прошлое Энвера и, что уж не подвергалось сомнениям, его криминальное настоящее. В конце концов, в Молдавии бандитов не меньше, да и кто станет спорить с тем, что лучше обзавестись криминальным зятем в Испании, чем погибнуть от рук заблудших гопников в собственном доме в Молдавии. В селе, где из местных жителей оставались сплошь алкаши да старичье, которых легче перебить, чем дождаться от них помощи. Тревожило Пантелеймона другое – предположение о том, что занятие проституцией после переезда к Энверу Виорика и не думала бросать. Совсем наоборот, теперь дочь меняет клиентов гораздо чаще, чем до того как из обычного сутенера албанец превратился в ее жениха.

– И что тут такого? – набросилась на Пантелеймона Серафима, когда он решил поделиться с женой своими подозрениями. – Девочка вкалывает как проклятая, а она, если ты забыл, совсем еще ребенок.

Она слезливо скривила губы и потерла совершенно сухие глаза.

– Между прочим, – напомнила Серафима, – в этом доме мы лишь благодаря ей и ее жениху. Благородному, кстати сказать, человеку. Или ты забыл, как не пускал на порог нашего дома мою родную мать? Да и в конце—то концов, – Серафима окончательно сменила притворную плаксивость на гнев, – сам—то ты хоть палец о палец ударил? Скоро уж месяц, как в Испании живешь, пора бы и рукава засучить!

Сама Серафима после переезда в Сарагосу и не думала искать новую работу. Ее можно было понять – чего только бедняжка не натерпелась в Барселоне!

– Убирала за стариком, который срал под себя трижды в день, – напомнила Пантелеймону Серафима, словно намекая на то, что для начала мужу неплохо хотя бы оторвать задницу от дивана. Чего, как понял, Берку, не избежать, иначе от него не отстанут.

Он стал бродить по городу. Каждое утро выходил на остановку, дожидался автобуса и ехал куда глаза глядят, а глаза неизменно приводили его к Каменному мосту в центре города. За пару месяцев он досконально изучил исторический центр Сарагосы и теперь мог работать гидом, без запинки отвечая на заковыристые вопросы о количестве зрительных рядов в руинах римского театра или числе парковочных мест между крепостью Альфахерия и рвом, окружающей ее стены. Он не пытался найти работу, да и можно ли куда—то устроиться, не зная языка и даже не пытаясь хотя бы с кем—то заговорить. Берку просто шатался по городу, рассчитывая, что все постепенно рассосется, что неделя—другая, и родственники от него отстанут, сочтя его стариком, совершенно неприспособленным к зарабатыванию денег в Евросоюзе.

– Ты бы в интернете порылся, – предложила Виорика, когда Пантелеймон в очередной раз вернулся домой шаркающей походкой, в ботинках, покрытых заметным слоем городской пыли. – Есть куча сайтов с объявлениями о работе.

– Господи, дочка, ну какой еще интернет? – внезапно вступилась за Пантелеймона супруга. – Мы с папой – отставшие от жизни люди. И потом, все эти компьютеры—шмомпьютеры…. Вон, по телевизору показали женщину, у которой в руке загорелся мобильный телефон.

– Мааам! – укоризненно протянула Виорика.

Взмахнув волосами, Серафима горделиво взглянула на мужа. С переездом в Сарагосу она заметно ожила и даже похорошела, и иногда, возвращаясь домой после дня изнурительных прогулок, Пантелеймон с удивлениям отмечал, что Серафима поет себе под нос. Раньше такой привычки он за ней никогда не замечал. Она даже перестала подгонять супруга, ей, похоже, хватало того, что он исчезал на целый день, оставляя ее дома в одиночестве.

Впрочем, в одиночестве ли, засомневался Пантелеймон, вернувшись домой раньше обычного. У входной двери курили четверо подозрительных мужчин в черных, несмотря на обычную испанскую жару, куртках. Заметив Пантелеймона, охранники Энвера переглянулись, а один из них подошвой растер о тротуар сигарету.

– Hola amigos!4