Еще она полагала, что дружок братца Бенджи собирается совратить
Еще парочка Андерсонов насмотрелась баек из телевизора, ведь современная молодежь (без подобающего родительского воспитания и заботы (считай, надзора), от которых их Эбби так рьяно отрекался) у них ассоциировалась лишь с сексом, СПИДом и наркотиками!
– Раз. Нет, это так не работает, Дункан не набросится на меня и ничему такому не потакает, выдохните. С чего бы? С чего вы вообще ведет такие разговоры? И вообще он почти не бывает в Блумингтоне.
Ах!
– Два. СПИД? Я по-прежнему девственник, существуют средства защиты, половое воспитание и воздержание, выдохните еще раз.
Ох!
– Три. Наркотики? Нет, спасибо. Я таким не интересуюсь. У вас все? У меня – да.
Комбинация ахов и охов, прямо-таки холотропное дыхание. Занавес. Конец.
Помимо прочего их тревожило состояние дяди Бена (которое им не досталось), ведь Дункан мог обвести простачка Альберта вокруг пальца и ободрать его до нитки. Они припасли
На их доводы (очередные инсинуации) парень лишь рукой махнул. Общения (если это так называется) с родителями (если их можно так именовать) ему хватило за глаза.
Эбби, покидая особнячок Андерсонов в Нейпервилле, подумал, что в следующий раз не станет сюда заезжать вовсе. Возможно, больше никогда…
Ничего такого, что тревожило миссис Андерсон, в доме дяди не происходило. А Бенджамин и Дункан познали то, чего не дано Андерсонам, как бы те не изображали единение, сколько бы не играли в счастливую семью, материально благосостоятельную, – пожалуй, познавшую гармонию, – вряд ли. Когда он видел дядю и его друга вместе, сидящих столь уютно на почтительном расстоянии, но испускающих, улавливающих и понимающих безошибочно малейшие импульсы друг друга, почти магическим образом, просто не мог усомниться, что они овладели каким-то сокровенным рецептом благоденствия. И правильно, что не спешили им делиться со всяким… даже с ним.
И Дункан что и видел в Альберте, так это их общее с Бенджи дитя, но не более того. Столь крепкая связь еще не успела сформироваться у Эбби (он раньше не задумывался даже о малейшей возможности присутствия Дункана в его жизни без дяди Бена), но, как казалось парню, теперь и он стал лучше понимать дядиного друга, а его (хоть и редкое) присутствие сглаживало тяжесть одиночества. И ни о какой тяге не могло идти и речи!
Дункан Леманн являл собой эдакий архетип взрослого, умудренного гораздо б
И сколь он представлял любовный интерес для Чарли (совершенно никакой), столь и вожделенным казался и для Дункана (совершенно нежеланным). И сам он ничего такого к ним не испытывал – ведь это его друзья.
– Как дела, Альберт?
– Хорошо, Дункан. А у тебя?
– А у меня… – Тра-та-та-та-та! И вот так каждый раз проходило их общение. – Ох, ну ты и заболтал меня! – Сказать хоть слово шанса Эбби не предоставлялось. – Пора бежать, извини!
После смерти дяди они стали существенно ближе, Дункан взял на себя некую ролевую модель – не сказать родителя, до Бенджамина ему тоже далековато, – но неофициального опекуна, эдакого патрона, что ли. Порой думалось – а не оставил ли Бенджамин и Дункану какой-то завет, связанный с ним, Эбби? Ведь мужчина не рвался продавать их общее имущество (Андерсоны, будь у них на то право, давно бы его разворошили), выкупить долю Альберта (денег у него полно), подбить на какое-то юридическое ухищрение, при котором стороны окажутся в выигрыше (таких типичных юридических афер и боялась миссис Андерсон). Мистер Леманн просто, казалось, продолжал жить, как и раньше – не только для себя или Альберта, но и для Бенджи.
Все-таки, пришел к выводу Эбби, Дункан Бена очень любил.
Кроме дружеской связи, которую не понимали Андерсоны, а долгое время, вплоть до настоящего, и Эбби, только без традиционного андерсоновского порицания оной, связывали Бенджамина и Дункана и другие отношения – деловые, партнерские. Леманн являлся не только его консультантом по юридическим аспектам, а еще нотариусом.