Пантера Людвига Опенгейма

«По случаю 2000‑летия со дня основания Пальма-Амы на площади Вознесения состоится карнавал…»

«Грандиозный фейерверк превратит полночь над Пальма-Амой в настоящий полдень…»

«Сотни клоунов и акробатов, тигры и львы, наездники и танцовщицы будут веселить вас до самого утра…»

«Лучшие зрительские места предлагают вам королевские трибуны. Стоимость билета по карману только самым богатым жителям города…»

Давид отложил газету. Итак, королевские трибуны! Он подошел к комоду. Постояв, словно в нерешительности, Давид отодвинул верхний ящик…

13

В день праздника Пальма-Ама преобразилась. Еще ночью город щедро убрали флагами, и на каждом полотнище красовался его незабываемый герб из четырех, вплетенных в терновый венец, роз: белой, алой, черной и голубой.

С полудня Давид сидел в кафе рядом с домом Баратрана, курил папиросы и тянул вино. Он вспоминал Лейлу – всю, каждый дюйм тела, ее голос. И эти воспоминания только добавляли крепости его вину. Но потом он протрезвел: стоило увидеть перед собой глаза и улыбку Лейлы такими, какими были они, когда она подтолкнула к нему мальчишку-флейтиста. Лицо холодной клоунессы, вылепленное изо льда.

Эту женщину он ненавидел!

Оставив старика и Пуля наслаждаться представлением, что проходило на огромной деревянной сцене, за два дня собранной в центре Весенней площади, Давид выбрался из амфитеатра и смешался с толпой.

У клеток, где, глухо рыча, томились тигры, Давид принялся рассматривать в театральный бинокль Королевские ложи. При очередном ослепительном взрыве огней над площадью он разглядел двух дам, скрывавших свои лица под масками. Первая была статной, светловолосой, в серебристо-золотом платье, вторая – тонкой и грациозной, одетой в черное.

Но как было к ним подступиться?

Один из тигров, следивший за Давидом, зарычал, сверкая глазами, и бросился к прутьям. Давид непроизвольно отпрянул. Когда же он вновь поднес бинокль к глазам, женщины в черном уже не было.

В одном из бурлящих кафе, там же на площади, Давид уже расправлялся со стаканом вина, когда кто-то тронул его плечо.

Давид обернулся – на него смотрела Лейла.

– Ты искал меня? – мягко спросила она.

В ее глазах не было и намека на тот холод, которым она окатила его при последнем свидании в доме герцогини. Они лучились! Лейла вся была сейчас одним лучом – ярким и притягательным, несмотря на черное платье и смоляные волосы. Полуоткрытый рот, ровная смуглая кожа, запах духов, юного тела…

Давид поставил стакан на стойку.

– Я хочу поговорить с тобой. Но не здесь – подальше от этого балагана.

– Что ж, идем, – чуть помедлив, ответила она.

Не пройдя среди праздничной толпы и ста шагов, они оказались у зияющего проема в сцене. Остановив Давида, Лейла потащила его за собой… В темноте, пахнущей свежими досками, они стояли друг против друга. Узкие щели были здесь единственным источником света. Грохот сотен ног над головой оглушал. Руки женщины обняли шею Давида, и он почувствовал, что не может дышать – губы Лейлы были тому причиной.

– Я ведь знаю, ты хочешь, – прошептала она и, прихватив платье, сама потянула его по бедрам вверх. – Пусть это будет, как в первый раз. Ты помнишь?

Но ответить он был не в силах. Давид сжал ее запястья и резко повернул Лейлу к доскам. Закинув голову назад, освободив руки, она оперлась о дощатую стену ладонями. «Да, милый, да», – говорила она, когда он, скомкав платье на ее талии, опоясав ее им, уже крепко сжимал бедра любовницы, вновь готовый подчинить ее себе…

Но только они обрели чувство времени, как Лейла переменилась. Точно не решаясь долго оставаться к нему спиной, она сама оказалась позади Давида и уже тесно обнимала его.

– Мне кажется, ты не на шутку обижен на меня, – шептала она, держа его за локти, прижимаясь к нему щекой. – Но за что? Я отговаривала тебя играть – ты не послушал меня. Работа, которую я нашла, спасла тебе жизнь. Восковая герцогиня Руоль? По-моему – славная шутка! Что касается мальчишки, Давид, мы с Равенной решили, а вдруг Рудольфу Валери, пресыщенному женским обществом, захочется чего-то нового? Но ты не захотел и тотчас получил свои деньги! Разве не так?

Давид повернулся к ней. Он не видел лица Лейлы – золотой луч, пробиравшийся между двух досок, бил мимо, но был уверен, что и сейчас, как всегда, эта женщина смеется над ним.

Лейла взяла его руку:

– Почему ты молчишь? Где ты? Милый?

«Сейчас! прямо сейчас! – стучало у него в голове. – Здесь темно, кругом грохот, никто ничего не услышит. Никто!»

Неожиданно рука Лейлы сжала его пальцы.

– Смотри же! Только тише! Кажется, это он…

На фоне отдаленного светлого проема, через который они проникли сюда, стоял мужской силуэт.

– Кто – «он»? – рассеянно спросил Давид.

– Нет, – прошептала она, когда фигура исчезла. – Наверное, я ошиблась. Идем, – Лейла потянула его за руку. – Идем же. Боюсь здесь оставаться – я обо всем расскажу по дороге.