Пантера: время делать ставки

Последняя ссылка была излишней: закуску Альберт Эдуардович полностью заимствовал у меня. Уже были съедены и ветчина, и курица гриль, и даже маленькая сиротливая баночка красной икры. На мою долю остались лишь чай в пакетиках, чайная же колбаса, хлеб и упаковка упадочных сосисок. Ибо, несмотря на изрядную худобу, гражданин Сванидзе отличался значительной прожорливостью, превосходящей (как это ни невероятно) даже его болтливость.

Алексаша пугался происходящего до третьей стопки. После третьей же он оживился настолько, что даже спросил:

— А вот вы, Альберт… э-э-э… Германыч, кто… ы-ы… по профессии?

— Германыч — это в рекламе про Ивана Таранова, — улыбнулся Берт, — а я Эдуардыч.

— А?

— Проехали. Так вот, по профессии я следователь Московской прокуратуры. Да не Генеральной, — добавил он, увидев, как съежилось все семейство. Не дай бог, еще попрыгают друг в друга, как складные матрешки!

Я вступила в беседу:

— Какая разница, все равно Берт Эдуардыч не при исполнении. Так что бояться нечего, даже если совесть нечиста.

— А мы… мы едем в Москву, — доложил Алексаша, неуловимо напоминая мне кого-то. — Жена моя, Ноябрина Михайловна, и сын, Игнат… он студент… почти.

— Я понимаю… — несколько недоуменно произнес Сванидзе, но тут в тему тучно ввалилась матушка семейства:

— Мы ведь и сами московские, поехали вот отдохнуть на море. Мы обычно всегда ездим… Ты как сидишь, Игнат? Не сутулься. Выпрямь плечи… ага, вот так. Мы — из Москвы. А в Сочи отдыхать ездили, да вот только мой брат, сводный, Иван Алексеевич, вызвал нас немедленно.

— А это жена моя… Ноябрина Михайловна, — сдавленно бормотал Алексаша, пряча за тонкими губами частокол железных зубов.

— Да что вы, в самом деле? — пожал плечами Сванидзе, наливая еще коньяку. — Такое впечатление, словно я вызвал вас на допрос. Надеюсь, вам известно, что Волга впадает в Каспийское море?

— Это Игнат… он должен знать, — прошептал Алексаша, старательно шевеля губами. — Он ведь у нас почти… студент.

— Вот и прекрасно, — с досадой сказал Альберт Эдуардыч. — Мария, будешь коньяк?

— Нет, спасибо.

— Ладно. Пойдем покурим в тамбур. Или ты не куришь? Куришь? Ну так просто выйдем.

Я последовала его совету. В тамбуре Альберт Эдуардович, морщась, закурил и, выпустив несколько колечек дыма, произнес:

— Ты знаешь, весь этот зверинец мне что-то напоминает. Словно уже было когда-то. Дежа вю. Дежа вю, Мария, — старательно принялся объяснять он, — это такое состояние, когда создается психофизическое впечатление, словно архетипичность того…

— Знаю, — перебила я, — проще надо быть. «Архетипичность»! А что касается дежа вю, то у меня такое же: словно уже где-то видела, слышала или читала… Читала! Ну конечно!!

Сванидзе уронил сигарету.

— Что такое? — спросил он. — Ну? Сказав А, нужно сказать и Б.

— Да все просто! — воскликнула я. — «Это вот жена моя, Эльза, урожденная Ванценбах… лютеранка. А это сын мой, Нафанаил, ученик III класса…»

Альберт Эдуардович сам был человек велеречивый и часто не мотивировал свои словоизлияния, но тут и он посмотрел на меня с опаской.

— Очень просто, многоуважаемый Альберт Германыч, как титуловал вас железнозубый Алексаша, — уже спокойнее произнесла я. — Я процитировала вам рассказ Чехова «Толстый и тонкий». Где на вокзале встретились два друга детства, один из которых дослужился до вельмож, а второй… второй нес вот эту лабуду про супругу и сына Нафанаила, в нашем случае — Игната, почти студента.

Длинное лицо Сванидзе вытянулось еще больше, вислый коршунячий нос едва не встретился с оттопырившейся верхней губой, в глазах появилось застоявшееся, как зеленое болотце, выражение озадаченности.

— А ведь ты права, — наконец сказал он. — Чехов… «Толстый и тонкий»… черррт!

И несносный следователь окружной прокуратуры раскатился громыхающим, как пустая бочка, смехом на весь прокуренный колыхающийся тамбур.

2

Мой превосходный босс, Родион ибн-Потап, был обнаружен мною там, где я и ожидала его застать: в своем кабинете, в кресле, за ноутбуком. Он глядел на экран поверх очков и время от времени неопределенно хмыкал.

— Ну, как отдохнулось на югах? — спросил он, даже не взглянув на меня. — Добрый день, Мария. Как провела отпуск, говорю?

— Неплохо, — коротко ответила я и только после минутной паузы распространилась на более подробные разъяснения: — В целом все прошло благополучно. Погода, море, фрукты. Впрочем, один такой фрукт закатился не ко времени. Я имею в виду нашего общего знакомого, Берта свет-Эдуардовича, бравого следователя Сванидзе. Он выхватил меня, что называется, из обоймы аэропорта и заставил добираться до Москвы по железной дороге.

— Двое суток?

— Двое суток, — подтвердила я. — Так что я прибыла несколько позже, чем, верно, вы рассчитывали, Родион Потапович.

— Ничего страшного. У меня все равно затишье. Заказов пока что нет. Лазаю вот по Сети.

— А как поживает любезный Потап Родионович? — осторожно спросила я, имея в виду малолетнего отпрыска моего босса, нареченного столь чудовищным именем: Потап. — Он в тесной спайке с этим отродьем Счастливчиком не подорвал еще бюджет нашей фирмы?