Панцирь

– Высокий уровень резистентности. Могли успешно сопротивляться какое-то время. Кого-то тебе пришлось убивать лично. Как бы, братец, шут растрясись, мы не сопротивлялись, в итоге Идол кого-то да забирал. Ты сказал, он может использовать убийство собрата как оружие. В себе ты был уверен. Спросил нас – мы в себе уверены не были. В итоге ты всё делал сам.

– А Королева?

– Невосприимчивость, да.

– Сколько нас было, когда мы встретились со вторым отрядом?

– Тридцать три.

– А в том отряде?

– Два полных взвода.

Восемь десятков.

– Кто старший?

– Темь.

Его помнил хорошо: узкоплечий и тонкий, улыбчивый офицер с чёрными глазами. У него был двадцать первый ранг.

Еще я помнил многие сплетни о происхождения Теми. В его глазах не было серебра. Чатур-герольдьеры объясняли это особой аномалией, говорили он такой же кхун, как и остальные.

Многие ли верили?

Не особо.

Когда что-то подобное обсуждали при нём или кидали прямое оскорбление, он вызывал кхуна в круг, побеждал, и хоть и оставлял того в живых, но выкалывал глаза. Хлопал по жертве, оставляя красные следы на панцире и лице, говорил ему:

“Теперь ты такой же как я, собрат. Кончилось и твое серебро в глазах. Смешно, да?”.

В общем, вполне себе достойный и уважаемый дхал.

– Почему нас обнулили?

– Не знаю.

– Крио-тьма без обнуления работает плохо?

– Не знаю.

– Почему нас обнулили?

– У Королевской кости был какой-то план, братец.

– Король?

– Король остался в Мэхтэбе.

– Почему он отпустил Королеву?

– У них был какой-то план. Шутово дурачество, уверен, ее невосприимчивость к Идольному влиянию стала весомым аргументом в том, что исполнять план должна она.

– Кто такой Странник?

– Без понятия, слышал это от Амтана того уродливого, все.

– Как появился Идол?

– Не знаю. Готов поставить оставшиеся пальцы, кто-то крупно облажался. Чатуры или Король – даже примерного представления не имею. Вообще логичнее о таком у тебя спрашивать. Ты там близко крутился, вряд ли бы мимо носа пропустил, говорят: «Скучающий Танцор в логово к скальнику пролезет». Король тебе многое позволял.

Маловероятно. Всего лишь слухи.

Задумался.

Он, воспользовавшись тишиной, спросил:

– Твоя память не вернулась?

– Нет.

– Тогда поче…

– Перед приходом Идола был какой-то кризис?

– Да. Хади бунтовали, мануфактории прикрывали их. Третья королевская рота большую часть бунтовщиков вырезала, но инфекция распространилась и дальше, к кханникам. Кханники совершили сцепку с хатами. Затем подключились остальные хади. Начался настоящий идейный мор. Помню всякого насмотрелся. Когда Идол еще не сошёл, уже всякое творилась. Одна женщина-хат собрату младшему из моего отделения голову киркой пробила. Вот тебе и вот. А никто не ожидал.

– Что я делал перед пробуждением Идола?

– Глупый вопрос. Как обычно был подле трона.

– Сколько дней прошло с пробуждения Идола до крио-тьмы?

– Двадцать семь до моего. До твоего наверняка чуть больше. На день или два.

Я замолчал.

– Моя память…

Молчал.

Он настаивал:

– Братец, почему память вернулась?

Дхалам тяжело врать.

– Я ведь мертв, Танцор? Скажи уже правду, отчего как баба мнёшься.

– Да. Мертв.

– Синтез?

– Да.

– Никогда бы не подумал, – он покачал головой.

Образ начал терять цельность, сохраняя чёткость лишь в редких местах.

Субличность распадалась.

– Сука. Никогда бы не подумал. Я уже волевые нити. Дерьмо. Послушай, послушай, братец!

– Да?

Звездочёт затараторил:

– Впереди… не знаю, как далеко мы ушли на север… там на севере, внизу, есть, вернее был заповедник. В заповеднике – Арсеналы. Мой меч, который надеюсь мозгов у тебя забрать хватило. Вот меч – это ключ от третьего Арсенала.

– Что в нём?

– Оружие, тупица. Ничего тяжелого. Звездострел остался отстреленной пустышкой на пути, но все-таки. Хоть что-то там должно быть. Стой, стой, скажи… Как я того… погиб?

– Достойно.

– Это не ответ, Танцор. Рассказывай. Я уже и так помер, зачем режешь глубже.

– Тебя убил Идол.

– Достал все-таки тварь. Отправил в Бездну. Сука… Как же…

Нужно было сказать то, что он закрыл меня от пули.

Поздно.

Теперь не услышит.

Звзедочёт кричал. Тени, оплетающие фигуру истончились, остался костяк хребта и часть лица. Конечности развеялись, в момент исчезли.

– А все-таки надо было, братец, сдаться, – сказал Звездочёт с жадностью. – Когда он сцапал меня перед башней и перед крио-тьмой. Смерть как неизбежность. Нужно было сдаться, проверить посмертие, а теперь – пустота. А теперь – тьма. Небытие… Бездна. Я просто болтливая копия. Просто раздутая иллюзия говоруна. Запись Трепача. Пленённая субличность. Умирающая копия. Замена мертвого мертвеца. Какой-то идиотизм. Бредятина какая-то. Какой-то говенный мир.

То, что осталось от лица субличности, горько рассмеялось.

– Все хорошо, Звездочёт – сказал я ему.

Его лик скривился:

– Как ты можешь врать мне, Чемпион, да с таким довольным грызлом? Омерзительно.

– Бездна – она для всех, – попрощался я.