Панургово стадо

– Скажите, какие нынче скромности у нас! – с усмешкой процедил он сквозь зубы, кинув взгляд на плед, окутавший собою всю фигуру девушку, и сел на приготовленную ей постель. – Ну, здравствуйте, Анна Петровна!

– Здравствуйте, Ардальон Михайлович.

– Что ж так-то? – усмехнулся он. – Давайте, что ли, лапу сюда, по-старому, по-бывалому; ну, и тово… сольемте уста, так сказать, в блаженстве поцелуя!.. Ась?

И он потянул было ее к себе, но Лубянская сдержанно и сухо отклонилась в сторону. Вообще она была с ним теперь как будто настороже: это сказывалось в каждом слове, в каждом взгляде и движении, во всей манере ее относительно Ардальона.

– Это что ж такое? – скосил он на нее глаза и губы. – Не желаете-с?.. И не надо! Хотите, так хотите, а не хотите, так как хотите.

– Ардальон Михайлович, мне не до поцелуев и не до шуток! – с какою-то горечью в тоне и не глядя на него, тихо проговорила девушка.

– Хм… Вот как!.. Так для чего же вы, собственно, пожаловали-то сюда?

Нюточка горько усмехнулась.

– А вы еще не догадались?.. Мне так уж на людей даже совестно глядеть… Я скрывала, я пряталась, пока было возможно, а теперь… мне нельзя было оставаться там долее – поймите вы это.

– Не понимаю. Отчего же так?

– Да ведь там отец!.. А он ничего не знает!

– Да скажите вы толком: беременны вы, что ли? – нахмурясь и морщась, перебил Полояров.

Нюточка покраснела и тихо опустила глаза.

– Э-э!.. А мне и невдомек с первого разу! – протянул он, крутя себе папироску. – Ну, что ж? – самое натуральное и простое дело. Естественное предназначение каждой самки; что ж тут особенного! Вы читали «О происхождении видов» Дарвина.

Она с досадливым сожалением взглянула на своего бывшего друга и пожала плечами.

– Я хочу говорить с вами серьезно. Мне необходимо это, поймите вы! – убедительным тоном проговорила Нюточка.

– Да и я ведь серьезно! – отозвался Ардальон. – Я вас к тому спрашиваю про Дарвина, что ежели бы вы что-нибудь дельное вычитали из него, так поняли бы, что это ваше естественное назначение, как самки, и тогда бы вы не стали творить драм и романов из-за такого пустяка. Отец!.. Ну, что ж такое отец? При чем он-то тут в этом процессе? Тут дело акушерки, а не отца! И зачем это вдруг понадобилось вам скрывать от него? Не понимаю!

– Что ж, по-вашему, я должна была гордиться и хвастать?

– Ни то, ни другое, а и скрывать-то нечего: простой физиологический процесс – и баста.

Нетерпеливое чувство досады отразилось на лице девушки.

– Ардальон Михайлович! – решительно сказала она, становясь перед ним. – Звонких слов я и прежде слыхала от вас не мало. Оставьте их хоть теперь-то. Я пришла к вам не за фразами, а за помощью… Ведь вы же будете отец этого ребенка!.. Вы должны войти в мое положение, если вы честный человек.

Ардальон, в свою очередь, досадливо передернулся на своем месте.

– Да я-то что же? – возразил он, пожав плечами. – Вот вы, небойсь, укоряете меня в звонких фразах, а сами еще пуще того звонкие-то словечки в ход пущаете!.. «Должны, долг, честный человек»… Да что такое этот ваш долг честь-то? – Понятие совершенно условное-с. Австралийские дикари, например, едят человечину и находят, что это вполне честно и нравственно, потому что они, победители, едят своих врагов, побежденных; а дураки английские миссионеры говорят, что это безнравственно кушать себе подобных; а мы, например, находим, что это ни нравственно, ни безнравственно, а просто штука в том, что мы не сделали себе привычки жрать человечину, или предки наши почему-то отвыкли от этого; ну, или просто от того, наконец, что это у нас не принято, не в обыкновении – и только! Ну, и кто же тут прав: дикари или миссионеры? – По-своему, пожалуй, и те и другие, потому что понятие-то самое о нравственном и законном – совершенно условное понятие. Я могу понимать так, а вы иначе. И наконец, то, что нравственно и честно для пошляков и филистеров, то по нашим убеждениям и безнравственно, и подло.

Лубянская побледнела и хмуро из-под сведенных бровей уставилась глазами в Полоярова.

– Вы для чего же все это говорите мне? – медленно и тихо спросила она, подавляя в себе накипь внутреннего негодования и волнения. – Как, наконец, прикажете понять все это? Так ли, что вы отказываетесь и от меня, и от своего будущего ребенка и бросаете меня в эту минуту совершенно на произвол судьбы? Так, что ли?

Вопрос был поставлен слишком ясно и прямо. Полояров несколько позамялся.

– Н-то есть… как вам сказать? – с трудом начал он выматывать из себя слова, медленно потирая между колен свои ладони. – Если вам угодно будет припомнить факты, которые дает нам, например, зоология, то вы увидите, что в натуральном браке самец имеет свое особое назначение, а забота о потомстве лежит исключительно на особах женского пола. Это самое естественное и потому самое рациональное. Помилуйте-с! Я вас считаю за порядочную и развитую девушку, а вам вдруг приходится вместо того такие азбучные истины втолковывать! Это стыдно-с!.. Роль каждого самца ограничивается только…