Назад мы едем в напряженной тишине. Света притихла, смотрит в окно. Мне кажется, она и сама уже все поняла, но наверняка цепляется еще на крохи надежды. Мне ее искренне жаль. Измена — это страшно и больно. Я с ней слишком хорошо знакома.
Паркуемся в подземном гараже, на лифте поднимаемся на четырнадцатый этаж.
— Мам, а мы куда? — настороженно оглядывается Настя.
— Максим пригласил нас к себе в гости.
Макс открывает дверь, пропускает нас в огромную современную квартиру.
Я первый раз у него дома и мне любопытно все рассмотреть, но слишком переживательно мне за Свету.
— Олеся, Настя, располагайтесь, где вам удобно. Мы со Светой ненадолго.
Уводит ее куда-то в глубину квартиры, а мы остаемся на кухне.
Их долго нет, я решаю пока согреть чайник, инспектирую холодильник.
Кухня у Макса огромная, напичканная современной техникой. Все новое, такое ощущение, что в эксплуатации еще ни разу не примененное.
Ну что ж, сейчас, значит, обновим!
В огромном полупустом холодильнике нахожу яйца, молоко, которое уже стало кефиром, в шкафу над плитой обнаруживаю муку. Хочу испечь оладьи к чаю. Замешиваю тесто. Вот только сковороды нигде не вижу.
Решаюсь спросить у хозяина. Выхожу с кухни, потихоньку иду по коридору.
Останавливаюсь над приоткрытой дверью, заглядываю туда, замираю. Сердце сжимается от увиденной картины: Света безутешно рыдает у Макса на груди, а он ее гладит по голове, говоря что-то на ухо.
Глава 31
Настеньку я уложила в одной из спален, в другую же Макс отправил Свету. Со мной разговаривать она не захотела. Я ее понимаю. Когда ты в такой подавленном состоянии, когда у тебя душа в клочья, не хочется чтобы это видел кто-то посторонний. А я для нее все еще посторонняя, как ни крути.
Выхожу из душа в халате Максима. Это непередаваемо приятно мыться его гелем, а потом надеть пахнущий им халат. И пусть он оказался мне огромным, это не страшно.
Подворачиваю рукава в несколько раз, иду на кухню. Макс лопает мои оладьи.
— О боже! Ты все съел сам? — удивляюсь я.
— Да, — отвечает он с полным ртом. — И делиться ни с кем не собираюсь. Хотя, могу вот тебе отдать последний.
— Нет, обойдусь, — смеюсь я. — Жалко, что у тебя нет варенья. Было бы вкуснее.
— Согласен. Хочу варенья!
Макс подходит ближе, вжимает меня в стол, его ладонь забирается под халат.
— Что ты делаешь?
— У меня недостаток сладкого в организме. И варенья нет. Печаль.
Зарывается носом в изгиб моей шеи, спускается вниз, зубами отодвигает полу халата, жадно целует кожу.
— Ма-акс, остановись, — вспыхиваю я.
— Ни за что! — рычит он, хищно оскаливаясь, впивается губами в какое-то особенно чувствительное место.
— Пойдем в спальню, — прошу я.
— А вот эта мысль мне нравится. Я ужасно соскучился, — подхватывает меня под бедра.
— Макс! — взвизгиваю я.
И тут же получаю шлепок по мягкому месту.
— Веди себя тише, женщина!
Сдавленно смеюсь ему в шею, мы заходим в спальню, Макс закрывает дверь, опускает меня на кровать.
И вот тут нам обоим становится уже не до смеха…
Лежу у Максима на груди, мы приходим в себя после вспышки страсти.
Мне очень хорошо, но есть вопросы, которые мы так и не обсудили.
— Максим, — зову его.
— М-м-м, — отвечает он лениво.
— Ты жалеешь о ребенке?
Чувствую, как он напрягается, молчит с минуту и только потом отвечает:
— Я тебе скажу, как чувствую, как бы это ни звучало. Нет, я не жалею. Более того, я чувствую облегчение. Беременность Марины была для меня удавкой во многих смыслах. И самое главное, если бы Марина этого ребенка оставила, ничего хорошего бы малыш не увидел. Я это сразу понимал, и это добивало меня больше всего.
— И что теперь? Эта Амалия продолжит тебе вредить?
— Пока не знаю, но сегодня я точно не хочу думать об этом.
— Хорошо, но знаешь, Света мне рассказала кое-что о вашей семье. О родителях, о том, что ты был близок с отцом в последние годы.
— Какая у меня, оказывается, болтливая сестра, — усмехается.
— И что? Получается, твой отец ушел из семьи из-за этой женщины?
— Я не знаю, Олесь. Мы тогда со Светкой были детьми, и что у них там происходило, точно не знаем. Но что было понятно даже нам, что вместе они не могли тогда жить. Они просто убивали друг друга. И им пришлось пройти очень длинный и сложный путь, чтобы снова быть вместе.
— А они были счастливы последние годы?
— Да. По крайней мере, так говорил отец, да и мать очень изменилась в последние годы. Стала мягче, расцвела, это все видели.
— Очень жаль, что их не стало.
— Да. Я иногда до сих пор не могу поверить в это. Но, теперь уже ничего не изменить, — вижу печаль в его глазах, но здесь и правда уже ничем не поможешь.
— Получается, им выпало мало времени для счастья?
— Получается, так.
— Макс, прости меня, — нахожу его взгляд.
— Уже простил.
— Нет, не так. Я очень серьезно. Я поняла, что была неправа. Я не хочу, чтобы мы шли друг к другу так долго, как твои родители. Не хочу полжизни сомневаться, страдать. Я тебя люблю. Это правда, но мне нужно было время, чтобы это понять, — с трудом подбираю слова, но я очень стараюсь передать все, что на душе. — И я не такая боевая, как Света, но я тебе могу точно обещать поддержку.