Папа, я проснулась! (сборник)

Всадники на всем скаку бросали пики в мишени, стреляли из арбалетов и рубили огромными мечами капустные головы, да так ловко, что верхние одежды отдающих во славу победителей турнира душу молодых весенних парниковых капуст летели в зрителей, повисали зелеными увядшими лохмотьями на ограде.

И вот шотландский рыцарь не удержал коня своего, на мокрой траве поскользнувшегося. Извернувшись, помчался конь туда, где мы стояли. И хоть была ограда высока и неприступна, для коня она представлялась лишь досадной легкою помехой. И все разбежались, а я, вцепившись в поперечину руками, глядела, совершенно очарованная, как дерзко, радостно и норовливо, хрипя и двигаясь боком, вырывая копытами дерн, играя мышцами, кося диким вишневым глазом, под лязг доспехов седока, неотвратимо надвигается на меня неизбежное. И видела я уже заголовки в Интернете: «Была затоптана конем шотландского рыцаря ордена Чертополоха».

В последний момент всаднику удалось развернуть и остановить коня — а скорее, так оно и было им задумано. Он открыл забрало, привстал в стременах, поднял десницу свою в тяжелой кованой перчатке в приветствии, а затем протянул ее к моему плечу. Я согласно кивнула и сняла с шеи свой любимый шелковый шарф, яркий летящий шарф ручной росписи. Подоспевший мальчик тут же привязал его на рыцарский штандарт.

Рыцарь еще раз поклонился и вновь направил своего коня к месту поединка.

— Достопочтенный Роберт Лермант, пятый герцог Дандар, кавалер ордена Чертополоха, — торжественно объявил глашатай, — против… (тут голос глашатая окреп) против! Черного! Рыцаря!

У мечты моей вырастали крылья: с Черным рыцарем, всадником без штандарта и других опознавательных геральдических знаков, готовился сражаться мой рыцарь. Мой собственный, личный рыцарь. Герцог Дандар. И готовился сражаться под сенью цветов моего шелкового шарфа.

Публика аплодировала и свистела. Девушки визжали от восхищения и бросали рыцарям букеты цветов.

Я отчего-то вдруг приуныла и пошла к выходу. Во-первых, чтобы не видеть, если вдруг Черный рыцарь выбьет из седла моего Лерманта, бьющегося во славу меня, избранной Дамы Сердца. А во-вторых — это вот еще страшнее, — если вдруг мой рыцарь, празднуя победу, пойдет в таверну. И меня пригласит, конечно. Да-да. И там возьмет, например, и… съест оба шоколадных сырка. Оба. И свой. И мне предназначенный. Ням-ням-ням. Чав-чав-чав.

* * *

Музыканты играли джигу, тоненькая девочка в ветхом суконном платье с ослабленной на груди шнуровкой, открывавшей легкую батистовую сорочку, закатила глаза в экстазе и неистово била в барабан.

У входа в крепость, рядом с большой декоративной бочкой, размякший на солнце, дремал дедушка, одетый в казака. На бочке готическим шрифтом было начертано: «Продам пчоли і мiд».

Заклятие Миши Мухи

Когда Миша Муха улетал, ну то есть должен был улетать самолетом в прекрасное далеко, он выставил на продажу свой дом. Ну такой неказистый вроде домик, один этаж, двора нет, садика нет, лавочки нет. А цена — ого!

— Муха, ты сдурел, Муха, совсем? Что за цена за этот сарай? — его люди спрашивали.

— Не покупай, — лениво огрызался Муха.

— Так я и не покупаю, — обижались и уходили.

А один, Бардияш, пришел. Глупый, а думал, что хитрый и пронырливый. И что аферист большой.

И Миша Муха ему сказал:

— Ты купи, Бардияш, ты не пожалеешь. Буду улетать, — таинственным шепотом добавил Муха, — что-то покажу. Ты купи-купи, Бардияш, не будь дураком, слушай. Увидишь, я тебе говорю.

И Бардияш купил, не думая. Потому что был дураком.

Ну я ж его знаю, Бардияша. Он был моим одноклассником. И, оценивая даже не уровень его образования, а его странные глупые поступки, наш учитель математики Владимир Иванович говорил:

— Между тобой, Бардияш Василий, и здравым смыслом — сто тысяч километров пути по бездорожью. Вы никогда не встретитесь.

А тут как раз мама Бардияша, которая была на заработках в Италии, потребовала вложить заработанное. Сказала купить дом. Но посоветоваться. Ну Бардияш и посоветовался. С Мишей Мухой, продавцом.

И в последний день, когда такси уже стояло у дома в ожидании, Миша повел Бардияша в подвал.

В темном сыром помещении из стены торчала тонкая трубочка. Под трубочкой на старой табуретке стояла трехлитровая стеклянная банка. В банку ме-е-е-едленно капало.

— Три капли, — торжественно прошептал Муха — Три капли в минуту. И не больше. Заклинаю тебя, Бардияш! А то будет плохо. Совсем плохо! Ты видишь, трубочка заклеена, оставлена ма-лень-ка-я дырочка. Должно капнуть только три капли. В минуту. И все. И получается трехлитровая банка в день. Этого для жизни достаточно. Заклинаю тебя, Бардияш, заклинаю! Если начинает капать четыре!!! — Муха даже побледнел от ужаса, закрыл глаза и прижал ладони к щекам: — Немедленно — заклинаю! — заклеивай трубочку и считай. Только три! Только три в минуту! Заклинаю!

Бардияш понюхал. Из банки отчетливо пахло спиртом.

— Посмотри на меня внимательно, Бардияш, — настаивал Миша Муха, — посмотри! Ты понял?

Бардияш посмотрел. Глаза его уже где-то мечтательно гуляли. Но он кивнул, что понял.