Папа, я проснулась! (сборник)

— Але! Наташа?! Наташка! Это я. Я улетаю. — Ваня, деловито нахмурив брови, распоряжался в телефон: — А ну посмотри наверх. Наверх, наверх, Наташа! Я же вижу тебя. Вон ты, у бассейна стоишь, красивая такая в платье розовом новеньком, что я подарил тебе к годовщи… Стоп! А это кто рядом, Наташа?! А, Наташа?! Наташа! Я кому сказал. Кто это там?! Мне сверху видно все, ты так и знай, Наташа! Кто? Ааа, кумнат, уффф. (Брат мужа или жены с молдавского.) Хм, не признал. Скажи ему, что еще богаче будет. Куда я лечу? Да так. Недалеко тут. Как-как… Так попал. Оформил все — страховку там, наследство… Машину и дом на тебя, Наташа, переоформил, да. А ты как думала? Все оформил, остался голый-босый, да и полетел. Сама ты клоун, Наташа! С кем лечу? Пилот тут летит с нами. Еще кто летит? Пара одна — у них романтическое путешествие. Он будет ей предложение делать, а она соглашаться. — Мои журналисты тут замотали головами отрицательно, мол, ты зачем, Ваня! — И еще один человек, — Ваня задумался, как представить меня Наташе, — человек в курточке белой. Ну не белой, а такой, как кофе американо с молоком. Или как его… Да, Наташа, женщина, женщина! Но, Наташа! Подожди, Наташа! Она… — Ване неудобно было вслух сказать о моем возрасте, о том, что я не в его вкусе, и прочее…

— У нее внук есть… — подсказала я.

— У нее внуков полно уже, Наташа! Сколько у вас внуков?

— Один… — растерянно отозвалась я.

— Четыре! — в трубку радостно объявил Ваня. — Взрослые внуки? — Это опять мне.

— Восемь лет, — отчиталась я.

— Восемнадцать, Наташа. Младшему. А ну-ка, сделайте лицо повзрослее, — приказал он мне, наведя на меня телефон. Но тут уж я повернулась к нему спиной.

Мы проплывали над виноградниками. И между рядами лоз петляла и не могла выбраться знакомая, испуганная тенью шара молодая лисичка. А может, это была другая лиса, кто там их разберет с такой-то высоты.

Капитан S. вел переговоры по рации, постоянно докладывая, на какой высоте мы находимся и в какую сторону плывем, указывая высоту в футах, которые называл почему-то фитами, что меня, вероятно, и сбило с толку.

Вот если я буду делать тест на IQ на земле, желательно утром и желательно употребив чашку хорошего крепкого кофе, — результат будет один, а вот если делать этот тест наверху, в корзине аэростата… А чем иначе объяснить, что я быстренько пересчитала футы в мили. Причем в морские! Мы же ведь плывем! — значит, морские. Сухопутные мили — mille passuum — тысяча двойных шагов римских солдат в полном облачении — это ерунда по сравнению с милей морской. Морская миля — это же почти два километра. И когда Капитан S. запросил разрешение подняться на 1700 футов, по-ихнему фитов, я тут же представила себе 1700 миль (морских) и сообразила, что воздух уже должен быть разреженный, что дышать уже нечем и пора уже как-то мне и проявиться в наихудшем своем качестве, например забиться в истерике, начать терять сознание от кислородного голодания. Однако я помнила твердо, что в это время моя Света ехала во внедорожнике, преследуя аэростат по GPS, чтобы встретить меня как триумфатора: со щитом, а не на щите. Раскисать нельзя было.

Я попыталась успокоиться и глубоко вдохнуть: дышалось хорошо. Отлично. Восхитительно дышалось. Воздух был пьянящий, свежий, прохладный. Весь согретый дневным солнцем весенний дивный аромат медовых лугов, цветущих садов, виноградников, истекающих слезами «плачущей лозы», орошающей землю для будущих винных гроздьев, поднимался сейчас в небо и был подан нам пятерым как изысканный коктейль, чуть приправленный легким запахом от газовой горелки, но это была ерунда. Дышим глубже. Плывем дальше. Живем веселей.

— А зачем запрашивать разрешение на подъем или на спуск? — полюбопытствовал кто-то из нашей лихой, уже спаянной четверки.

— А это чтобы ПВО нас по ошибке не сбило. Как неопознанное летательное средство.

— Аааа, — бесстрашно закивали мы все понятливо. Нас, закаленных, уже было не пронять такими мелочами, как угроза ПВО, да и Капитан S. умел вселить в нас уверенность своей непоколебимостью, спокойствием и чарующей улыбкой.