Папа Хемингуэй

Но Чарли, под влиянием шампанского, со свойственной ему дурацкой силой все время пытался мне врезать. Дважды, когда мы попадали в клинч, я предупреждал его, что выйду из игры, если он не прекратит, но потом он все-таки два раза шарахнул мне по голове. Тогда я как следует врезал ему — поверьте, это был хороший удар. Пришлось выносить Чарли с ринга. Потом мы с ним довольно долго не встречались. И вот однажды, спустя годы — я уже жил на Кубе, — от него приходит телеграмма, в которой Чарли спрашивает, может ли он и Хелен остановиться у нас. Ну конечно, я пригласил их. Бедный Чарли был тогда уже очень болен и прекрасно знал, что скоро умрет. Мы вместе пообедали, это было довольно мило, но очень грустно. Мэри пошла показывать Хелен свой сад и огород, а мы с Чарли остались одни. «Хем, — сказал он, — по правде говоря, мы не просто проезжали мимо. Я специально приехал сюда, чтобы увидеться с тобой. Знаешь, долгое время меня мучила одна вещь. Помнишь тот вечер в Антибе, тот наш бой? Они мне присудили довольно-таки мало очков, просто позорный счет. У меня к тебе просьба — в некотором роде последнее, что ты можешь для меня сделать, — обещай никогда не писать об этом, ладно?» В этом был весь Чарли — проделать долгий путь на Кубу, чтобы попросить о таком деле…

Эрнест почувствовал себя не очень хорошо, и нам пришлось остановиться в Каннах, в двадцати минутах езды от Ниццы. Эрнест даже сказал, что если боль будет такой же сильной, то вряд ли он сможет доехать до Экс-ан-Прованса, куда мы планировали добраться в тот день. Но Эрнест съел яичницу, кусок селедки и тост и выпил виски. Все это существенно укрепило его силы, и мы смогли продолжить путь.

Когда мы ехали по Бургундии, внимание Эрнеста привлекла витрина магазина, и Хемингуэй попросил Адамо остановиться.

— Если не ошибаюсь, там банки с макрелью в белом вине. Не видел их с тридцать девятого года.

Все выигранные в Монте-Карло деньги Эрнест потратил на макрель в белом вине, баночки с паштетом из гусиной печенки, шампанское «Кордон Руж», маринованные грибы и грецкие орехи. Мы едва смогли разместить всю эту роскошь в нашей «ланчии».

В тот вечер в Экс-ан-Провансе мы с Эрнестом ужинали в отеле «Вандом», а фирменным блюдом в ресторане был carr'e d’agneau arl'esienne[14]. Потом мы долго сидели за столом, попивая кофе, а затем вино. Причем Эрнест выпил больше вина, чем в прежние наши вечера. Он все время что-то говорил, искренне и непосредственно, как будто боль, которая, как я знал, к вечеру усиливалась, затихала во время его монолога. Он рассказывал о книгах, которые прочел во время плавания; многие не заслуживали потраченного на них времени.

— А ты читал роман Джона О’Хары «Жажда жизни»? — спросил я Эрнеста. — По-моему, очень хорошая вещь, первая за долгое время книга О’Хары, которая мне действительно понравилась.

— Нет, эту еще не читал. Собираюсь. Когда я в первый раз читал его роман — это было «Свидание в Самарре», — мне показалось, что он бьет точно в цель. Он быстр, с хорошим слухом, но страдает жутким комплексом неполноценности провинциального ирландца, так и не сумевшего понять, что совершенно не важно, из какого социального слоя ты вышел, — гораздо важнее, куда ты идешь. Вот почему я потерял к нему интерес. Чертовски рад, если Джону удалось написать хорошую книгу. Я уже давно сбросил его со счетов и буду только рад, если окажется, что ошибался.

Писатель-ирландец не может пережить ни успех, ни провал, поэтому, если его книга хороша, он, станет совершенно несносным. Правда, всегда есть возможность держаться от него подальше. Лишь бы писал хорошо. Его очерк в «Нью-Йоркере» был великолепен.

Но подумай только, что пишут! Вот, например, тот парень, что написал «Нагие и мертвые» — как его зовут, Мейлер, кажется, — как же ему нужен менеджер! Представь себе генерала, который не обращает внимания на координаты пунктов на карте. Мейлер — такой доморощенный генерал от литературы. Вся книга — просто словесный понос. Единственный по-настоящему хороший, а может, великий роман о Второй мировой войне — «Галерея». Говорю, «может, великий», потому это никогда нельзя сказать наверняка. Путь к величию — самые долгие скачки в мире: многие вступают на эту дорогу, но мало кто выживает.

Я потратил кучу времени на чтение, когда был в Африке. Перечитал «Геккльберри Финна», который всегда считал самым лучшим романом в американской литературе, да и сейчас не изменил своего мнения. Но я не открывал эту книгу довольно долго и теперь, перечитывая «Гека», обнаружил, что смог бы улучшить по крайней мере сорок абзацев. И, знаешь, оказывается, многие чудесные куски, которые хранит память, созданы твоим собственным воображением.

— А ты не думаешь написать еще одну книгу о последней войне, с твоим-то опытом?