Папа Хемингуэй

Эрнест открыл дверь в номер, а я пошел в свой, но через секунду, услышав его зов, вернулся.

— Мы с тобой друзья, поэтому тебе нужно знать то, что сказала мне мать, когда я вернулся за своим наследством: «Не надоедай мне, или ты, как твой отец, всю жизнь будешь жалеть об этом».

Глаза Эрнеста смотрели куда-то в конец коридора, где у двери дома в Оук-Парке стояла его мать. Он попытался еще что-то сказать о ней, но его мысли уж покинули родной городок и вернулись в настоящее. Он пожал мне руку и со словами «Увидимся завтра» уже окончательно закрыл за собой дверь.

На следующий день, проезжая через Арль, Эрнест рассуждал о винограде и виноделии и объяснял, почему все дорогие сорта винограда растут на склонах холмов. Он ни разу не вспомнил прошедший вечер — ни в то утро, ни позже.

Тогда, единственный раз за все годы нашего знакомства, он высоко оценил нашу дружбу. До того мне казалось, что наши отношения гораздо важнее для меня, чем для Эрнеста. Его жизнь была столь наполнена событиями и людьми, что смерть отдельных, даже весьма значимых для него, личностей, уходивших из жизни одна за другой, казалось, не имела для Хемингуэя особенного значения. Конечно, когда я впервые встретился с Эрнестом в 1948 году, этот вопрос не стоял столь остро, как теперь, в 1954-м. Уже опубликована повесть «Старик и море», получившая высокую оценку публики и критики, он только что получил Пулитцеровскую премию, но весь этот шум никак не мог компенсировать отсутствие тех, «кто делал с ним вместе невозможное». Дороже всего на свете для Эрнеста были преданность друзей, их всегдашняя готовность его поддержать, и такие отношения складывались лишь с теми, с кем он дружил много лет. Но сейчас таких людей осталось совсем немного. Смертность среди них была так же высока, как и нравственные нормы Эрнеста. А если вы осведомлялись у него о тех, кто совершил что-то недостойное, Эрнест просто говорил, что они «не оправдали надежд».

Пожалуй, мысль Эрнеста можно сформулировать так: «Чтобы узнать, достоин ли человек доверия, надо ему довериться». Но при этом степень доверия Эрнеста или его отсутствие трудно объяснить словами. Когда я размышляю над этой мистической загадкой, мне кажется, что истинный ключ к пониманию длительных тесных отношений, которые связывали Эрнеста и некоторых его друзей, лежит в том, что эти люди, искренние и честные, не лавировали, шли прямо и сумели сами сформировать свою личность. Дитрих, Тутс Шор, художник Уолдо Пирс, Филип Персиваль — Белый Охотник, матадор Ордоньес, Сильвия Бич из известного во всем мире парижского книжного магазина, Гэри Купер, художник Уилли Уолтон, ковбой из Кетчума Бад Пурди, журналист Леонард Лайонс, эмигрант из Малаги Билл Дэвис, спортсмен Уинстон Гест, поэт и эксперт по скачкам Ивен Шипман, Максвелл Перкинс. Эти люди, по определению Эрнеста, всегда оставались верны себе и последовательны. Именно этого Эрнест требовал от людей, и именно это представляло для него самую большую ценность.

Того же, кто не соответствовал требованиям Эрнеста, изгоняли из его круга — с гневом и пренебрежением, а иногда и со скорбью. Часто все происходило на публике, и порой инцидент, который Эрнест использовал для разрыва, был скорее поводом, а истинная причина «отлучения» крылась в другом. Так, Кеннета Тинана грубо прогнали — и все это происходило на террасе отеля «Мирамар» в Малаге на глазах у множества свидетелей, — поскольку он не согласился с Эрнестом, утверждавшим, что матадор Хаиме Остос блестяще заколол своего быка в последней корриде. Питер Бакли, фотограф и писатель, бежал по коридору валенсийского отеля «Ройял», круша все на своем пути, — его выгнали за то, что он взял интервью у Антонио перед самым началом корриды, что Хемингуэй считал недопустимым. Слим Хейуорд был гильотинирован в Памплоне, прямо на тротуаре перед входом в переполненный бар «Чоко» за то, что пообедал с Дэвидом Зельцником. Питера Виртеля подстрелили в Ниме, в ресторане «Император», за то, что непрерывно скулил и жаловался на свои замерзшие ноги, когда мы гуляли по ярмарке в ожидании Эрнеста и Джигги. Спенсер Трейси и Леланд Хейуорд были отлучены в один прекрасный день в Перу, когда из-за съемок «Старика и моря» Эрнест вынужден был отложить рыбалку.

Разрыв отношений не всегда был полным и окончательным. Хотя изгнанные и были вычеркнуты из списка тех, на кого можно положиться, это не означало, что Эрнест переставал с ними общаться. Так, позднее он помог Питеру Бакли с книгой о бое быков и нанял Питера Виртеля для работы над сценарием «Старика и моря». Однако отношения с этими людьми уже никогда не становились прежними, такими, какими были до их «падения».

Но в то ясное солнечное утро, проезжая мимо виноградников Арля по дороге в Ним, Эрнест, словно совершенно забыв о прошлой ночи, с удовольствием вспоминал, как когда-то путешествовал по этим живописным местам на велосипеде.