Папа Хемингуэй

В моих планах на ту осень не было поездки за границу. Однако после того, как я выполнил роль повивальной бабки при рождении «Опасного лета», Эрнест стал наседать на меня по поводу контракта с «XX век — Фокс». До сих пор для меня остается загадкой его острое желание увидеть фильм о Нике Адамсе — после того как на протяжении многих лет он считал все фильмы на основе своих произведений весьма неудачными.

Я прибыл в Мадрид вечером 20 октября, предвкушая встречу с командой Эрнеста (теперь в ней остались только Билл, Анни, Онор и Антонио) и надеясь хотя бы на часть тех удовольствий, которые у нас были прошлым летом. Получив комнату в «Суэсии», я сразу пошел в номер Эрнеста. Дверь была открыта. На диване сидели Анни и Онор, они разговаривали, потягивая вино из бокалов. Пили они розадо из бутылки, стоявшей в серебряном ведерке. Билл складывал фотографии в маленький чемоданчик. В атмосфере ощущалась напряженность и тревога.

Билл, увидевший меня первым, пошел мне навстречу, и в этот момент Эрнест появился в дверях спальни. На нем был его старый халат, подпоясанный вечным ремнем с пряжкой «Gott mit uns», под халатом — свитер, на ногах — кожаные шлепанцы, а глаза скрывались под теннисным козырьком. Я направился к Анни, чтобы обнять ее, но Эрнест встал перед ней и довольно сурово проговорил:

— Мы ждали тебя утром.

— Мне пришлось лететь через Барселону.

— Через Барселону? Ты заставил меня поволноваться. Думал, что-то случилось. Ничего не мог добиться от этих чертовых испанских авиационных служб. Понимаю, они все скрывают.

— Мы действительно уже почти надели траур, — сказала Анни. — Эрнест так нервничал, что заставил и меня поверить в самое страшное, и теперь я должна как следует выпить.

— А я уже почти пьяна из-за моей скорби по тебе, — заметила Онор.

— У меня в номере есть немного виски, — сказал Билл и отправился за бутылкой.

— А что прикажете делать мне, когда вы все будете пить? — грустно спросил Эрнест. — Застрелиться?

Никто ничего не сказал. В комнате повисла гнетущая тишина. Тут вернулся Билл и снова принялся складывать фотографии.

— Как дела у Антонио? — спросил я.

Эрнест стоял в проеме двери и, казалось, не собирался отвечать на мой вопрос.

Наконец я услышал:

— Он был великолепен в Ронде. Бои в Тарифе не состоялись из-за урагана, а корриду в Херес-де-ла-Фронтера едва не отменили из-за сильного ветра, но глава города сказал — или коррида, или тюрьма, и Антонио выбрал корриду. Он потрясающе выступил в последнем бою. Затем два дня в Саламанке — быки были так себе, зато Антонио хорош. И, знаешь, мы дважды видели нового мальчика, этого Кармино.

Эрнест подошел ко мне ближе и посмотрел прямо мне в глаза:

— А ты смотрел номера «Лайфа»? Ты видел фотографии? Клянусь, они просто сволочи!

— О чем ты? Насколько я знаю…

— Что ты знаешь?! Знаешь, что «Лайф» надул нас с фотографиями во втором номере? («Лайф» поместил восемь фотографий Антонио и Луиса Мигеля, снятых во время их выступлений, чтобы показать основные приемы, используемые матадорами во время боя.) После того как я потратил недели и отобрал замечательные снимки, на которых оба матадора выглядят великолепно, и эти снимки одобрил парижский представитель журнала Уилл Ленг, после всех споров и обсуждений они напечатали самые плохие снимки, и среди них — одна фотография Мигеля, снятая в прошлом году в Байонне…

— Которая?

— Ну та, которую они назвали pase aydado[24]. Такими шантажируют матадоров. И это после долгих дней проверок и перепроверок…

— Но ты одобрил этот снимок?

— Нет, конечно нет! Теперь надо мной будут смеяться все, кто хоть что-то понимает в корриде! А тебя, когда ты смотрел журнал, эта картинка не убила?

— Говоря по правде, нет. Но я не такой знаток, как ты…

— А что сказала Мэри?

— Она не заметила ничего дурного.

— Значит, вы просто не смотрели фотографии. Никто из вас. И Билл тоже. Какого черта вы не используете свои глаза по назначению? Скажу тебе честно, когда я увидел эту страницу с фотографией, у меня разболелась голова! Мне стало хуже, чем после всех аварий и ранений! Я обещал, что фотографии будет замечательными, что оба матадора будут выглядеть великолепно и предстанут в своей лучшей форме, и вот теперь этот снимок. В результате мы все выглядим полными кретинами! Тут нечего сказать. Антонио и Мигель прекрасно знали, как тщательно я отбирал фотографии и сколько времени потратил на это. Ни у кого не оказалось журнала в Саламанке, поэтому там я его не видел. Если бы только мне показали тогда номер, я бы объяснил Антонио, а тот бы попробовал убедить Мигеля, что я не хотел его обидеть. Никогда не чувствовал себя таким идиотом! Мои мозги хорошо поработали, и я думал, что блестящие результаты скомпенсируют мою безумную усталость. Ну как мне объяснить, что «Лайф» не выполнил своих обещаний? Никто мне не поверит. Я бы застрелился, если бы это могло помочь делу. Но как бы то ни было, надо прояснить ситуацию. Когда я получил от Мэри письмо, где она писала, что видела второй номер и там все замечательно, я перестал волноваться и поверил, что все будет хорошо. И вот теперь такой удар!