Через неделю мне всё надоело: слащавые гримасы окружающих, фальшивая заинтересованность моей жизнью. Вездесущее «хау ар ю тудей», сладкой патокой прилипающее к нёбу. Очень дружелюбные улыбки и пустые взгляды, повергающие иногда в непонятное состояние, близкое к панике, как будто я оказалась среди чужаков на другой планете.
Моя мама была счастлива в этой другой инопланетной жизни, а почему же мне через неделю стало так тошно? Ты мазохистка, Лазарева Аурика Андреевна? Спрашивала я себя. Не нравится наигранное дружелюбие, бесит показное радушие? А восхищает наша родная российская серость, посетители, дай бог если просто быдловатые, а то ведь и откровенное хамло? Нравится пахать изо дня в день на дядю, не имея никакой великой и пафосной цели, проживая бесконечно мутный день сурка?
Я не смогла найти ответа на эти вопросы. Точнее, не захотела. Проще было задёрнуть глаза шторками век и пробубнить изумлённо вытаращившейся матери: «Мам, не моё это. Домой хочу. В Россию.»
Долго не могла признаться в этом даже себе. А именно – в своих чувствах к Генке, моему соседу по лестничной клетке, который пять лет тому назад купил квартиру в нашем доме и поселился не только на нашей площадке, но и в моём сердце…
Да, я влюбилась в этого странного парня, который был старше меня на шесть лет. Он был когда-то женат, сам рассказал об этом. Детей у них не было, и это обстоятельство странным образом обнадёживало меня. Если когда-нибудь мы будем вместе… Дальше мечтать я страшилась, сознание пряталось, торопливо задёргивая плотную шторку обыденности и занятости.
Никакой белозубый Дэвид, стоящий у бассейна и поигрывающий в солнечных лучах рельефами подкачанных мышц, не мог заменить мне усталую улыбку вечно небритого бледного Генкиного лица. Его милой и одновременно ужасной привычки курить каждые пять минут, жадно поглощая никотин, словно пытаясь заполнить пустой сосуд, находящийся в лёгких.
Я старалась не думать о Гене, но, когда бывала дома, особенно вечерами, часто подходила к входной двери, вслушивалась в напряжённую тишину подъезда, ожидая звука подъехавшего лифта, знакомых шагов, открывающейся с характерным скрипом двери соседской квартиры. Сгорала от стыда, представляя, что сейчас он застукает меня, но продолжала ждать. Не всегда, но очень часто.
А Гена? Он относился ко мне с той искренней дружеской теплотой, которая исключает проявление каких-либо других, более глубоких, чувств. Казалось, именно так, во всяком случае. Лишь однажды наши руки соприкоснулись, когда Гена протягивал мне очередную книгу, которыми мы постоянно обменивались. Я почувствовала, как загорелись жарким румянцем щёки, а он… Даже не заметил.
Таков уж он был, Геннадий Журбин, весь в своей журналисткой работе, в чтении всевозможной литературы. Мне казалось, развод причинил ему очень большую боль, и он не был готов к отношениям. Всё это были только мои мысли и умозаключения: как-то не принято у нас было копаться в мозгах друг друга.
Когда-нибудь я решусь и признаюсь в своих чувствах, размышляла я, выгружая на стол толстенькие, радующие душу запахом свежей краски, томики. На этот раз я накупила классиков: Гоголя, Куприна, Достоевского. Что-то было уже прочитано давным-давно, что-то ещё маячило в желаниях, но набрала я именно того, чего сейчас просило сердце.
Переделав все домашние дела, я с лёгкой душой уселась за чтение «Вечеров на хуторе, близ Диканьки», читанных мной ещё в школьные годы. Мелькали перед глазами ровные строчки, мягко катилось сказочное повествование… В тот момент, когда Пацюк разинул рот, а вареник, обмакнувшись в сметану, нырнул в его бездонный рот – в мою дверь позвонили.
Я поморгала, возвращаясь в реальный мир из глубокого омута сказочных историй и ринулась в прихожую. Даже не посмотрев в глазок, распахнула дверь, едва сдерживая радость. На пороге стоял Генка с книгой в руке. Меня немного удивило напряжённое выражение его бледного лица, впрочем, тут же осветившееся милой улыбкой.
– Аурика, привет ещё раз, – он протянул мне увесистый томик, – как обещал. Это новый японский писатель. Я ещё сам не читал. Можешь взять на пару дней, потом обязательно поделись впечатлениями.
Журбин бесцеремонно плюхнулся в кресло, вытянув из кармана пачку сигарет и просительно взглянув на меня.
– Кури, – вздохнула я, пододвинув ближе к нему пепельницу, которую держала на столе специально для Гены. Я вспомнила, что в квартире у Журбина кажется с обоев сочится никотин и поморщилась, представив такую картину у себя. Посмотрела на обложку книги и поморщилась ещё раз, увидев живописно нарисованные отрубленные конечности.
– Ужастик, что ли? Ты же знаешь, я не очень люблю, – начала я, но Генка перебил, окутываясь клубами дыма:
– Узнаешь! Только смотри, прочитай обязательно! – настойчиво и как-то тревожно попросил он, возбуждённо блестя глазами.
– Хорошо, – покорно ответила я. – Ты сегодня на себя непохож.
– Ерунда. Не обращай внимания. На работе проблемы, – Журбин устало потёр лицо руками, затушив докуренную сигарету, – пойду я, устал.