Читаем Папа, мама, я и Сталин полностью

Папа, мама, я и Сталин

Седов. Чем?

Мама. Рифма «мою — твою» не годится.

Седов. Почему?

Мама. Это трудно объяснить непоэту.

Седов. Ая и не претендую. Я энергетик. Ведущий специалист по строительству электростанций в нашей стране, как ты знаешь. Выходи за меня замуж.

Мама. Не поняла.

Седов. Ты все поняла. Я сказал тебе об этом в своих стихах. Я сделал тебе сейчас предложение, тебе это непонятно?

Мама. А я тебе ответила, Алексей.

Седов. Что?

Мама. Что твои стихи плохие. Разве не ясно?

Пауза. Алексей сует деньги в какую-то вазочку. Лида не видит этого.

Седов. Я к тебе лучше отношусь, чем ты ко мне. Я приеду к тебе на следующей неделе. А ты подумай хорошенько. (Уходит.)

Мама. На следующей неделе он приехал — не пришел, потому что у него была служебная «эмка», — как раз в тот момент, когда у меня в гостях был Додик Плоткин.

Я. Кинорежиссер!

Мама. Это он себя выдавал за кинорежиссера, а на самом деле он был… был неизвестно кто. Делец, одним словом.

Плоткин. Вам привет от Кемперов!.. С кисточкой!

Я. Кемперы… Кто такие Кемперы?.. Я в детстве часто слышал эту фамилию в нашем доме.

Мама. Кемперы — это родственники дяди Самуила, нашего соседа по коммуналке, и одновременно родственники Владимира Коралли, мужа Клавдии Шульженко.

Я. Той самой?

Мама. А какой еще?.. Второй Клавдии Шульженко в мире нет и не было.

Звучит патефонная пластинка.

Голос Клавдии Шульженко исполняет песню «Записка», мелодию которой я помню с детства.

Мама. Однажды Клавдия Ивановна даже появилась у нас в полуподвале. То-то было событие. Все вылезли в коридор — смотреть на великую певицу у нас в коммуналке!.. А она прошествовала к выходной двери, и все ахнули: «Ну и шуба! Вот это шуба! Обалдеть!»

Плоткин. Это я к вам ее привел.

Я. Зачем?

Плоткин. Чтобы вас в квартире уважали!

А нас и так уважали в квартире.

Бабушка устроилась в какую-то артель по пошиву парашютов на дому. Работяга! Хромая к тому же. С пулей в ноге. И мама вкалывала — все это видели, — брала на ночь какие-то чертежи и горбилась, переводя их в копии, на станке, который сама же и придумала — под стекло ставилась яркая лампа, и мама, лихо наполняя тушью рейсфедер, аккуратно обводила освещенные снизу линии на огромных ватманах. Это была ее «халтура», но мама никогда не халтурила, делала эту свою допработу очень профессионально.

А бабушка… моя любимая бабушка круглые сутки или стояла у плиты, или шила… парашюты. Эти самые парашюты, помнится, загромождали всю нашу комнату — и мама шутила…

Мама. Мы в шелках, а могло бы — в мешках!

Парашютов было столько, что когда в Тушино после войны проводили авиапарады, мне казалось, что тысячи парашютистов, спускавшихся с небес на летное поле, обшивались лично у моей бабушки по адресу: Петровка, 26, квартира 50.

Звучит песенка «Челита» в исполнении Шульженко.

Плоткин. Потанцуем? (Мама не шелохнулась.) Марик, а ты танцуешь?.. Нет?.. Так ты уже большой, давай я тебя научу. Танго!..

Я. Этим он мне и запомнился. Первый учитель танцев. Которого я по глупости своей считал грузином.

Плоткин. Раз, два, три… раз, два, три… Шаг вбок, потом два назад или вперед., ну, делай, как я!.. Молодец, Марик!.. Хвалю за храбрость и чувство ритма!..

Мама. Додик, ты кончай баловство. Говори, зачем пришел, что тебе от меня нужно.

Плоткин. Сейчас-сейчас… Вот только дотанцуем!.. Раз, два, три… Раз, два, три!.. (Музыка закончилась.) А можно без Марика?

Мама. Марик, поди в угол, отвернись и постой там…

Плоткин. Э, ладно, пусть услышит, я ведь ничего такого не предлагаю.

Мама. Что ты предлагаешь, Дод?

Плоткин. Я не предлагаю, я прошу. И это просьба Кемперов, не только моя. И я… и мы… И Шульженко с Коралл и… мы все…

Мама(нетерпеливо). Ну?

Плоткин. Короче… есть камешки… мешочка два… ты не могла бы их спрятать у себя годика на два-три?.. Четыре лучше!

Мама. Я? Спрятать?

Плоткин. Ну, не спрятать, а взять на хранение, что ли… даже можешь годика два-три их и поносить. Если захочешь.

Мама. Я? Чужое?

Плоткин. Годика два-три оно будет твое… а потом отдашь. Ты же честная.