Папа, мама, я и Сталин

Внешне у нас и сегодня всё в порядке — империя, как и прежде, обязана твердить о равенстве и взаимоуважении граждан. Официально «государственного антисемитизма» нет, но у нас ведь его не было и во времена «дела врачей». У нас, правда, есть группа депутатов Государственной Думы, подобных Пуришкевичу, но в данном случае то, что Дума государственная, надо думать, мешает «государственному антисемитизму» таковым не быть. Что-то тут как-то не сходится.

Ну да это чепуха!.. Если у нас доказано неопровержимо, что и сам Христос был русским (как я греком!), то о чем еще говорить!..

Если раньше у нас воняла «черная сотня», то теперешние «государственники» сделались «пятитысячниками», картинно собрав именно столько подписей под своим антисемитским письмом. Фашистские и полуфашистские издания десятками и сотнями гуляют по стране, президент которой, вдыхая воздух Освенцима, публично осуждает Холокост.

Что мешает ему одним запретным ударом прикончить нынешних гитлеровцев?.. Конституция?.. Тогда на кой черт нам такая Конституция, которая через 60 лет после Победы над нацизмом позволяет нарушать элементарные права человека?! Свобода слова?.. Нет, свобода геббельсовской пропаганды.

Известный на весь мир художник прокламирует: «Россия — для русских. Израиль — евреям. А кому еще?»

Звучит хлестко, но подло в отношении многих народов, населяющих Россию. Правильно было бы «Россия для россиян». Что касается Израиля, спасибо за поддержку. Вот только как согласуется эта поддержка со званием Героя Советского Союза, присвоенного Насеру, ракетами «Скад» и красными от поцелуев с Арафатом щечками на физиономиях наших руководителей?

Конечно, в коридорах «Софьи Власьевны» антисемитизм был рассыпан везде и всюду. Шагу нельзя было ступить, чтобы не вляпаться в это дерьмо. Хохот Маклярского — слышала бы его моя мама… Но этот хохот носил, так сказать, дружественный характер. Гораздо хуже дело обстояло (и обстоит!), когда человек, которого все вокруг считали евреем и только евреем (это я!), сталкивался с непреодолимой стеной любого официоза, от которого исходила эта норма, — не брали на работу, не пускали к «секретам» (разве только избранных для пользы «оборонки» ученых гениев и отдельных титанов в области организации производства — таких в еврейской нации пруд пруди’), не давали учиться в институтах и университетах… Не раз мне, студенту факультета журналистики, приходилось слышать:

— Как ты туда попал?

— По конкурсу, — отвечал я, потупив взор.

— Ах, да… ты же у нас грек!..

Нередко в таких случаях хотелось дать в глаз. Но за что?.. Обидчик сам не понимал, что унижает меня. А унижал он меня, если честно считать, дважды — и как «грека», и как «еврея».

В глазах людей я был этаким приспособленцем. Вроде как испугался быть тем, кем я есть на самом деле, и с тех пор выдаю себя не за того парня. Поскольку доля истины в этом безусловно была, жить с моим пятым пунктом становилось все невыносимей — ведь каждого не возьмешь за пуговицу и не станешь каждому рассказывать про маму и папу, про Камчатку и 37-й год…

Жалеть меня надо было, а не смеяться!.. С этим «комплексом» я жил аж до последних перестроечных времен — до момента, когда в паспорте исчезла графа «национальность».

Пятый пункт в анкете и эта графа — близнецы-братья. Они, конечно, многое определяли в жизни миллионов людей, но они не могли одного — влезть в их внутренние миры, подчинить окончательно человека, который, как сейчас бы сказали, сам себя «идентифицирует».

Я себя всю жизнь «идентифицировал» как еврея, и потому особенно кололи меня чьи-то иронические слова типа:

— Когда надо, он грек, а когда надо, еврей.

Это была полная чепуха. Тут и доказывать что-то никогда никому не хотелось.

Тем более что те, кто считал меня евреем, делились на две неравные части: одни поддерживали как «своего», другие называли (громко, тихо или про себя — неважно) «жидом».

«Ох, не шейте вы евреям ливреи» — справедливо сказано поэтом в песне.

То, что я по паспорту «грек», мне в редких случаях безусловно помогало, но отнюдь не спасало — сразу вылезала наружу правда. Та самая, которой я был ВЫНУЖДЕН стыдиться: ах, мама, мамочка моя, зачем ты это сделала?.. Ах, зачем?.. Ах, зачем?..

Конечно, в нашем обществе случались люди, которым было до феньки, кто я — да хоть татарин!., да хоть ненец!.. Как говорится, лишь бы человек был хороший!..

Но этот взгляд при всем его интернационализме и гуманизме принадлежал, как правило, людям простым и честным, от которых в те советские времена ровным счетом ничего не зависело, ибо они никак не могли влиять на твою судьбу. Как приятно было разговаривать с ними НА РАВНЫХ!..

Но и тут иной раз доходило до смешного.

Однажды — это уже происходило недавно — я выступал на радио в «живом эфире». Журналистка, бравшая у меня интервью, видимо, захотела поговорить со мной на больную тему. Она спросила:

— А как Вы относитесь к только что вышедшей книге Солженицына «Двести лет вместе»?..

А я возьми и скажи: