Папа, мама, я и Сталин

«…в виде исключения в отношении явных врагов народа, которые, используя гуманный метод допроса, нагло отказываются выдавать заговорщиков… Опыт показал, что такая установка дала свои результаты, намного ускорив дело разоблачения врагов народа».

Стоп опять. Потому что неясно, как «явные враги народа» использовали «гуманный метод допроса» — ведь не они же сами себя допрашивали!.. Что касается «опыта», вождь прав — «результат» был получен, и он еще ждет обнародования на будущем советском Нюрнберге (имею в виду суд над Сталиным и сталинщиной).

Желая, в свое время, во что бы то ни стало избежать такого суда, Сталин хитрит и делает следующую оговорку:

«Правда, впоследствии на практике метод физического воздействия был загажен мерзавцами: Заковским, Литвиным, Успенским и другими, ибо они превратили его из исключения в правило…»

Товарищ Сталин объявляет о перегибах. Какой же вы хороший, товарищ Сталин!.. Вот только «метод физического воздействия» (изящный синоним слова «пытки) был не «загажен», как вы верно заметили, некими «мерзавцами», а применен по указанию какого-то неведомого никому Главного мерзавца, который, если бы посмотрел на себя в зеркало, увидел бы вас.

«…в правило и стали применять его к случайно арестованным честным людям, за что они понесли должную кару».

Вот такой выверт. С больной головы на… нет, у руководимых вами и подчиненных вам чекистов здоровой головы не отмечено. Интересно другое: Сталин признает (!), что были «случайно арестованные люди». Так отвечай за это в первую очередь. Ведь ВЕСЬ террор — по твоему желанию, по твоей отмашке и с твоим участием!..

— Сталин не знал!

Эту чепуху и сегодня повторяют (уже не искренне, а потому преступно) оголтелые сталинисты.

Однако сталинский хитроумный план заключался вовсе не в поиске справедливости, а в том, чтобы найти виновных и переложить НА НИХ свою ответственность за Большой террор. Чего теперь боятся следователи? Они боятся «наследить».

В замечательной, потрясшей меня книге Юрия Бродского «Соловки. Двадцать лет особого назначения», откуда я взял материалы по Соловкам, автор пишет:

«Исторические этапы деятельности «исправительных лагерей» на Соловках закончились массовой гибелью «исправляемых», однако и большинство деятелей, приложивших руку к созданию концлагерей на островах, тоже стали жертвами построенной ими системы. Чекист, поднявший над Соловецким монастырем красный флаг, через три года вернулся в Соловки — уже как заключенный. Архангельский чиновник, первым предложивший превратить беломорский архипелаг в большой концлагерь, расстрелян. Заместитель председателя ВЧК, подготовивший Постановление ВЦП К СССР об особых лагерях на Соловках, расстрелян.

Глава правительства СССР и его управляющий делами, подписавшие документ о создании Соловецких лагерей Особого Назначения, расстреляны. Жизненные пути многих и многих руководителей Соловецкого концлагеря были тоже принудительно оборваны. Оказалось, что все в проигрыше. Нет победителей. Система никому не принесла счастья».

Ю. Бродский правильно не называет палачей и причастных к злодеяниям. Зато он поминает тех, кто в первую очередь достоин Памяти. Отец Павел Флоренский, будущий академик Дмитрий Сергеевич Лихачев, экзарх Русской Католической церкви Леонид Федоров, многие другие — профессора, художники, дворяне, крестьяне, рабочие, служащие — казненные и выжившие, — цвет самых разных наций, — все они смотрят сегодня на нас, своих потомков, и ждут, будет ли отмщение за их трагедию.

Но вернемся к сталинскому «разъяснению». В нем вождь предстает не только как просто сторонник пыток в практике следствия, но еще и как большой ТЕОРЕТИК ЗВЕРСТВ. Он пишет (внимание!):

«Но этим нисколько не опорачивается сам метод, когда он правильно применяется на практике». И далее с чисто макиавеллиевским агрессивным лицемерием Сталин заканчивает грозный программный вердикт: