Папа Наташа (СИ)

Когда Искра встречает его в следующий раз, несколько лет спустя, у Джеймса на месте левой руки сверкает сталью протез. Джеймс стреляет ей в живот. Кельт предупреждал, что ему промоют мозги, но она еще на что-то надеялась.

…

Искра встречает Кельта — вновь в первый раз. Он еще молод, у него светлые волосы и шило в заднице. Он говорит, что Зимний Солдат — его друг детства, и что он обязан его спасти. Что Баки (оказывается, вот как его друзья когда-то называли) Барнс его вспомнил, должен был вспомнить. Искра смотрит на него, полагающего, что только он один у «Баки» в этой жизни и остался, и говорит только, что майор Баранов когда-то был ее тренером по ушу.

…

В две тысячи шестнадцатом, когда Джеймс берсерком проносится по штаб-квартире интерпола, Искра применяет захват, которому он же ее когда-то научил, смотрит в глаза, и хрипит:

— Что, задушишь и даже не вспомнишь?

Когда они встречаются после этого эпизода, Джеймса тянет к ней, он даже ехидничает как раньше, но избегает встречаться с ней взглядом. Искра с ним, в общем, тоже. Она так и не простила себе, что бросила его.

Тони еще предстояло как-то объясниться с Пеппер. Он был морально готов к тому, что жена пошлет его во френдзону. Но права была Наташа: Тони, помимо всего прочего, был сентиментален сверх меры. И поэтому, закончив рассказывать историю о Камне Души и приключениях Стива, Тони подошел к Барнсу и сложил руки на груди.

«Тони, что ты делаешь?» — устало спросила Наташа.

«Не мешай», — ответил Тони.

— Теперь я знаю про самый эпический роман двадцатого века, — начал Тони.

— Ты собираешься что-то с этим делать? — с нейтрально-трагичным лицом спросил Барнс.

Останься Тони самим собой, он бы, может, не захотел видеть этого субъекта вообще никогда. Но теперь они с Романовой были одним целым, и он больше не мог видеть в Барнсе только орудие убийства своих родителей. Тони знал, что этот, как выразилась Наташа, «аморальный тип», сделает для них что угодно. Он смотрел в светлые, по-гамлетовски печальные глаза, и у их общего с Наташей тела болезненно екало сердечко. У Тони больше никогда не будет никого ближе Наташи, а Наташа любила этого заросшего советского Джеймса Бонда. Выбор был очевиден.

— Я готов уступать ей тело по первому желанию, если только ты все еще ее достоин, — с удивившим его самого спокойствием сказал Тони.

— У меня нет возражений, — прикрыл глаза Барнс, соглашаясь.

Тони сощурился и задал вопрос:

— Ты знаешь, что бесит ее больше всего в этой жизни?

Барнс почесал вибраниумным пальцем небритую щеку и криво ухмыльнулся. Ну разумеется, Наташа когда-то запала на его улыбочку: сердце стало биться ощутимо быстрее.

— Вопрос с подвохом, но я был в Москве после побега из Гидры. То, что с Лубянки убрали памятник Дзержинскому.

Тони сверился с Наташей — Робокоп был прав.

Брюс и Уилсон с недоумением наблюдали за происходящим.

— Это что? — с интересом склонив голову, спросил Уилсон.

— Это, — с каменным спокойствием ответил Стив, который в пятидесятые-шестидесятые частенько отпаивал чаем романтически-боевую двойку Баранов-Лебедева, — реставрация Советского Союза.

В Ваканде Уилсон видел, как они общались, но из разговоров не понимал примерно ни хрена, потому что там Ванда, Барнс и Наташа образовали русскоговорящий клуб. А когда Тони через Вижена переслал Ванде ее гитару и шмотки — еще и русскопоющий.

( — Ну будь зайкой, давай Розенбаума, — упрашивала Наташа.

— Если бы я не знала, — отвечала Ванда, — с твоими-то музыкальными пристрастиями, я бы подумала, что ты сидела. Гоп-стоп, мы подошли из-за угла…

— Гоп-стоп, — раздавался с улицы эффектный вибрирующий тенор Джеймса, смолившего свой любимый Беломор у входа в палатку. — Ты много на себя взяла!)

А чуть позже случился маленький форс-мажор, и Барнс лег в криокапсулу, так что Уилсон при Стиве про его дорогого дружочка тактично не упоминал.

— Нет, я что-то не пойму. Наташа тоже в Гидре работала? — сказал Уилсон.

У Брюса на лице был написан тот же вопрос.

— Пф-ф, я тебя умоляю, какая Гидра? КГБ, — отмахнулся Барнс.

— Как будто между ними такая большая разница.

«Тони, пусти меня, я ему всеку», — мрачно подумала Наташа.

Барнс, умничка, увидел проблему и придержал их за плечо, ответив Уилсону:

— Ты что, глупенький? Как ты себе представляешь адекватное функционирование нацистской организации на территории государства, где детям с малого возраста объясняют, что все люди — братья? Ты бы видел советские плакаты про российско-китайскую дружбу — они сейчас запросто сойдут за агитки в поддержку однополых браков. — Наташа подкинула Тони пару картинок, иллюстрируя речь Барнса. — Гидра меня в восьмидесятых сцапала, а вот на КГБ я работал добровольно. Марионеткам, вообще-то, ни партбилет, ни звания, ни ордена не выдают. У меня была амнезия, пока Стив, — Барнс указал на непривычно седого для Уилсона и Брюса и непривычно безбородого для Тони дедушку Стива, — в пятьдесят четвертом не проломил моей головой комод.

— Ты пытался продырявить мне печень, танцор недоделанный, — прокомментировал Стив, сложив руки на груди.