Папа, ты попал!

Что же мне делать в такой ситуации? Если бы я только знала… Знаю лишь, что отстаивать свою правоту совершенно бессмысленно. Эти полицейские настолько твердолобые, что проще в лепёшку расшибиться.

Но я же ничего плохого не сделала. Разве людей сажают за решётку ни за что?

Если я нахожусь здесь, то ещё как сажают.

— Мне же полагается один звонок! Я хочу позвонить! — просовываю руку и машу ею. Надсмотрщик или кто он… маячит у меня перед глазами, гоняя через каждые десять минут за новой порцией кофе.

Аромат кофе хоть и жжённый, но я не отказалась бы от глотка для придания бодрости. Сил почти нет, веки покрылись свинцовой коркой, глаза слипаются, но как бы я ни желала вздремнуть, реальность не позволит мне провалиться в беспамятный сон. Неприятности будут подстерегать меня даже во сне.

— Ну неужели вам сложно ответить? Скажите хоть что-нибудь.

— Да замолкни ты уже, наконец! — рычит надсмотрщик, нарочно развернувшись в кресле спиной ко мне. — Тебе же сказали ждать, когда вызовут на допрос! Так сиди и жди!

— Но я не понимаю по какому праву меня здесь держат? Меня в чём-то подозревают?

Я вконец надоела этому мужику, но этого моя совесть и добивалась. Хочу доканать его, тогда может быть его язык развяжется и хоть что-нибудь прояснится.

— А сама как думаешь? — нагловато отвечает вопросом на вопрос. Ясности от него не дождёшься.

— Но звонок! Я хочу позвонить своему адвокату! — говорю, возомнив себя самой умной.

Сотрудник правопорядка издевательски посмеивается надо мной. Он чуть ли не давится своим кофе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Сериалов американских насмотрелась, что ли? — откашлявшись, злорадствует он. А потом разворачивается в кресле и с агрессией прикладывается кулаком о стол, что желание превратиться в труху моментально превзошло желание выяснить всю правду о своей дальнейшей судьбе. — Какой ещё звонок? Какой адвокат? Сказали жди, значит сиди молча и жди! Глядишь, поутру отпустят.

Согласна! Я на всё согласна, лишь бы увидеть утреннее солнце и почувствовать на себе его лучики. Ещё никогда я всерьёз не задумывалась о значимости свободы.

Шумно выдыхаю и снова присаживаюсь на скамейку.

У меня даже выходит задремать.

Когда открываю глаза, сквозь окно уже просачиваются первые солнечные лучи.

Тело всё гудит, конечности жутко отекли, ведь я заснула, подмяв ноги под себя. Так было немного теплее.

Я разминаю затёкшую шею. Она не поворачивается ни туда, ни сюда.

В туалет хочется так, что ещё немного и я лопну, а по близости, как назло, никого нет.

И куда, спрашивается, делся мой личный надсмотрщик?

Я долблю кулаками по решётке и бессвязно ору, думая, что на мои дикие вопли сбегутся люди.

Это срабатывает.

Как только вижу угрюмую физиономию человека, направлявшегося в мою сторону, прижимаюсь к стене, да помалкиваю.

— На выход! — распахивает надсмотрщик для меня дверь.

Я покорно выхожу из камеры. Мужчина разрешает мне наведаться в уборную перед тем, как под строгим надзором завести меня в уже знакомый кабинет.

Я здесь была раньше.

Тогда в голове моей была каша, но я отчётливо помню дверь с табличкой на ней: Скворцов Юрий Александрович.

Ну хоть кто-то с головой дружит в этом здании.

Мысленно благодарю всевышнего за то, что послал мне здравомыслящего человека, а когда вхожу в кабинет, то окончательно прихожу к единому убеждению: сегодня удача на моей стороне.

В прошлый раз капитан Скворцов был очень внимателен и добр ко мне. Надеюсь, сейчас он так же проявит ко мне снисходительность и прольёт свет на ситуацию с моим нелепым задержанием. Не стану отрицать, я даже жду извинений в свою сторону.

— Здравствуйте, капитан Скворцов! Как я рада вас здесь видеть! Я уж думала не встречу здесь никого! — словно пропела я капитану, стоя в проходе тесного, но наполненного светом кабинета.

— Присаживайтесь! — сдержанно отвечает. Не поднимая глаз с исписанного листка, он указывает на стул напротив.

Присаживаюсь и, сгорбившись, жду. Расправляю платье и барабаню пальцами по бёдрам.

Молчание затягивается, мандраж только усиливается, а капитан будто нарочно оттягивает момент. Он продолжает вчитываться, вполголоса что-то мыча.

Когда он наконец-таки откладывает листок в папку, то устремляет свои глаза уже на меня. Я бы даже сказала его подозрительный взгляд направлен в самую глубь моей души.

— Есть новости о человеке, который позарился на мои вещи? — беру на себя смелость задать вопрос первой.

— Нет!

— Тогда, может быть, вы объясните мне, какого фига я здесь делаю?

Не сводя с меня глаз, капитан опускает руку вниз, а затем ставит на стол мою сумочку.

Вот это фокусы!

Чувствую мгновенный прилив сил. Мне хочется плясать от радости и кричать: я спасена.

Я наконец-то разберусь со всеми проблемами, если мой паспорт всё ещё внутри. И плевать на то, через что мне пришлось пройти.

— Где вы её нашли? — тянусь к сумке, как вдруг получаю резкий шлепок по рукам, что заставляет меня натянуться струной.

— Так полагаю, это ваше! — зыркнув на сумку, капитан откидывается на спинку кресла, покачивается в нём из стороны в сторону.