И вдруг ко мне подбегает возбужденный кубинец со словами: «Камарада Андре, ваши товарищи начали громко спорить, и дело идет к драке». Кубинцы понимали, что в отсутствии старшего миссии все вопросы решает переводчик. По их мнению, он говорил по-португальски и, скорее всего, «имел отношение» к КГБ. Было бесполезно объяснять, что мы не то что не «комитетчики», но у нас даже и военного звания-то нет… Поняв, в чем дело, я быстро проследовал за кубинцем в муниципальный сад, где уже разворачивалась битва между майором Орвидычем и майором Валентином. Они были в одном звании, оба из Белоруссии – и оба стремились стать замами старшего миссии, а после его отъезда из командировки, может, и вовсе возглавить подразделение. Их стычки, правда, словесные, я и раньше наблюдал, но здесь дело дошло до кулачного боя – возможно, виной тому стало употребленное португальское вино и отсутствие старшего.
По существующему в тот период порядку, в случае обнародования подобного события, наши товарищи в течение 24 часов улетели бы на Родину, не выполнив до конца свой интернациональный долг и получив соответствующую запись в личное дело. Поэтому мы – я и находящийся со мной кубинец (возможно, «особист», не знаю) – быстро их разняли и попытались погасить конфликт. Я, несмотря на свой молодой возраст, авторитетно приказал майорам срочно ехать в миссию и даже самолично затолкал их в машину. По приезду в миссию они разошлись по виллам, и я подумал, что все обошлось.
Шеф с женой мирно пили чай и играли в домино, я присоединился к ним. «Старшой» спросил: «Что такие кислые пришли? Праздник не понравился?» Я решил ничего не рассказывать ему об инциденте – в конце концов, доносить о поведении других сотрудников не входило в мои обязанности, да и в принципе закладывать ближних в то советское, брежневско-андроповское время было не принято. Но все всплыло и без моего участия, когда из своей комнаты выбежал заметно пьяный Орвидыч. Передергивая на бегу «калаш» и крича: «Сука, я тебе покажу!», он направился к дому, в котором жили майор Валентин с женой Ольгой. Думаю, наш командир все понял и, мгновенно вскочив из-за стола, побежал за Орвидычем, а я – за ними, в надежде предотвратить страшную разборку, которая могла произойти, учитывая склонность майора Орвидыча к алкоголю и его бурную реакцию на выпитое.
Не без труда, но нам удалось скрутить Орвидыча, отнять оружие и уложить спать. Наутро шеф собрал весь персонал миссии и жестко отчитал обоих провинившихся майоров, пригрозив высылкой в 24 часа. Но, видимо, кубинские «особисты» не доложили о событии, шеф тоже предпочел его замять, и наши товарищи остались служить в том же воинском подразделении.
Надо сказать, что в этой чужой жаркой воюющей стране, вдалеке от родных и близких, не у всех наших соотечественников выдерживала психика, и случалось всякое. Но, как правило, срабатывали «тормоза», и серьезных инцидентов удавалось избежать. Сейчас, если даже товарищи бывшие майоры, а теперь уже пожилые полковники в отставке и прочитают эту историю, то, думаю, лишь улыбнутся, смахнув скупую мужскую слезу от воспоминаний о боевой молодости в далекой африканской стране…
Земля ананасов
Помимо португальского, в провинции Южная Лунда говорили на местном языке племени чокве, он так и назывался – «чокве». Это был язык банту, на котором говорят люди чокве в восточной части Анголы – в Южной и Северной Лунде, а также в Демократической Республике Конго и Замбии. Он признан национальным языком Анголы, где, по оценкам, в 1991 году на нем говорили полмиллиона человек; еще полмиллиона говорящих жили в Конго в 1990 году и около 20 000 – в Замбии. Я сумел выучить ряд приветствий и фраз, чем не раз поражал местное население: белый, да еще и русский, говорит не только на португальском, но и на их родном языке. Это мне помогало при построении отношений с аборигенами – ведь переводчик всегда был в войсках не только «толмачом», но и добытчиком.