Читаем Папайя для Брежнева. Воспоминания переводчика о войне в Анголе полностью

Однако на вопрос, почему к африканскому гостю не могут приставить прибывших из МГИМО новых студенток, Капский замялся и произнес: «Понимаешь, у него… ну как бы сказать… ВИЧ, ему срочно нужно получить рекомендации и дальнейшее лечение». Такого поворота я не ожидал: мне предлагали отдых в правительственном пансионате в обмен на риск общения с «вождем», зараженным одной из самых страшных на тот момент инфекций.

Я считал себя человеком храбрым, к тому же по-юношески наивно был уверен, что со мной ничего плохого произойти не может, и согласился на этот «компромисс». Думаю, те, кто ничего не боится, – фаталисты, верящие в неизбежность всего происходящего с ними. В те годы, похоже, я был из их числа. И дальнейшие события в моей жизни оказались во многом предопределены этим качеством. Но не будем забегать вперед…

Все бы ничего, но черт меня дернул в воскресенье, перед встречей ВИЧ-инфицированного африканца, заняться столярными работами на даче, в результате чего я сильно поцарапал руки. Меня накрыла паника: а что, если через порезы проникнет коварная инфекция, вызывающая СПИД? В те времена не имелось четкого понимания путей передачи ВИЧ, и опасность казалась весьма реальной.

И вот наступил момент встречи в аэропорту с «немного больным» африканским лидером. Представьте картину: в Шереметьево из зоны прилета выходит симпатичный, в меру упитанный, в белоснежной рубашке африканец, а к нему навстречу спешит переводчик, то бишь я, руки которого от пальцев до запястья замотаны не просто пластырем, а вдобавок еще малярным скотчем. Издали, должно быть, казалось, что я только что вернулся с военной операции. То есть, со стороны наша пара, должно быть, выглядела так: абсолютно здорового на вид африканского руководителя сопровождает на лечение израненный переводчик.

Гость деликатно поинтересовался, что со мной приключилось, и при этом хитро улыбнулся. Вероятно, африканец догадался о причине моего несуразного вида – ведь он знал свой диагноз и был в курсе отношения общества к этой коварной болезни. Однако меня его проницательность не сильно огорчила, не заразиться было куда важнее, чем соблюсти приличия. В общем, свой партийный и человеческий долг я выполнил добросовестно: провел гостя по всем врачам, он получил рекомендации и был направлен на госпитальное лечение. Я же в свою очередь с небольшой делегацией из Мозамбика отправился в Крым – в прекрасный пансионат.

Вот такой была практика у молодых переводчиков в коридорах умирающей советской власти. И нам это все, конечно же, по большей части нравилось…

<p>Предложение, изменившее жизнь</p>

После третьего курса мы все уже в целом довольно сносно владели изучаемым языком – сказывались 2–4 ежедневные пары практики. Нашим основным преподавателем португальского была Елена Михайловна Семенова (Трубникова), молодой, но очень талантливый педагог. Занимаясь с ней, нужно было очень постараться, чтобы не заговорить на изучаемом языке уже через полгода-год. С теплотой мы всегда вспоминали и других преподавателей португальского – требовательного и педантичного Дмитрия Сенникова и веселого и сумбурного Ярохина.

К тому времени у нас вовсю шли занятия по военному переводу, где мы теоретически осваивали все виды вооружений и португальскую военную терминологию. Большинство преподавателей этого предмета были выпускниками ВИИЯ – так раньше называли Военный институт, где наряду с переводческим имелся юридический и факультет военной пропаганды.

Мы искренне благодарны интеллигентнейшему и очень позитивному капитану Абросимову – нашему преподавателю военного перевода. На преподавательские должности в иняз специалисты в основном попадали, отработав пару лет боевыми переводчиками в жарких странах. Им было что рассказать, и капитан Абросимов оказался не исключением. Он щедро делился со студентами своим опытом работы в зоне боевых операций, уделяя внимание прикладным моментам, помогающим справиться с поставленными задачами. Кто бы мог подумать тогда, что совсем скоро эти знания нам так остро понадобятся…

Уже в январе лучших студентов третьего курса вызвали в деканат и предложили поехать на год в Анголу в качестве переводчиков португальского языка. По сути, речь шла не об обычной языковой практике – Республика Ангола на тот момент была охвачена войной – как с ЮАР, так и с внутренней оппозицией.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии