ПАПАПА (Современная китайская проза)

Хэйхай не слышал речей Лю. Он положил тонкие руки на каменное ограждение, в руках у него был молоток. Над джутовым полем слышалась музыка, подобная пению птиц, и стрекотание цикад, подобное музыке. Ускользающая дымка со звоном ударялась о листья джута и ботву то тёмно-красного, то нежно-зелёного цвета. Звук, издаваемый крыльями саранчи, был похож на гул поезда, проходящего через железнодорожный мост. Однажды он видел поезд во сне, это был одноглазый монстр, который, передвигаясь на брюхе, бежал быстрее лошади. А что, если бы он ехал стоя? Но едва поезд поднялся на ноги, как его разбудил толчок веником, которым мачеха подметала кан.[54] Мачеха отправила его на речку за водой. Она дала ему веником под зад, но он не почувствовал боли, его лишь слегка обдало чем-то тёплым. Раздался шлепок, будто где-то далеко-далеко стеганули палкой по мешку с хлопком. Он закрепил вёдра на коромысле, они едва отрывались от земли. Когда он набрал полные вёдра воды, услышал, как у него что-то похрустывает. Рёбра упёрлись в тазовую кость. При подъёме на дамбу он, покачиваясь, двумя руками удерживал коромысло. Через заросли ивы к дамбе вела тропинка, она извивалась и петляла. Стволы ивы, словно магниты, притягивали к себе вёдра, отчего они раскачивались и, ударяясь о деревья, расплёскивали воду на тропинку. Было очень скользко, и он ступал очень осторожно, словно шёл по арбузным коркам. Вдруг — он растянулся, и его окатило водой с ног до головы. Ударившись, он расшиб лицо и особенно кончик носа, так, что на нём даже отпечаталась травинка. Несколько капель крови стекло из носа в рот, одни он выплюнул, другие проглотил. Жестяные вёдра с грохотом покатились в сторону реки. Он поднялся и побежал за вёдрами. Одно ведро, всё искорёженное, валялось в траве на берегу, другое, наполнившись водой, уплывало. Он пытался нагнать его вдоль берега, но его ногу обвила трава-резучка, которую они с детьми называли «собачьи яйца». Он попытался пальцами ног стряхнуть с себя эти лианы, но не удержался и соскользнул прямо в реку. Вода в реке была тёплая, не доставала ему и до пупа. Трусы его промокли, всплыли на поверхность воды и окружили его, словно медузы, кружащие хоровод. Шлёпая по воде, он нагнал ведро, схватил его и пошёл назад против течения. Растопырив руки, он одной рукой удерживал ведро, другой грёб. Течение было сильным и отталкивало его назад. Он изо всех сил шёл вперёд, наклонившись всем телом и согнув шею. Вдруг его будто окружила стайка рыб, и несколько приятных на ощупь рыбок коснулось его ног. Он остановился, прислушиваясь к своим ощущениям, но стоило ему остановиться, как всё исчезло. Поверхность воды на миг потемнела, — наверное, рыбки, испугавшись, бросились врассыпную. Стоило ему продолжить движение, как приятное ощущение опять появилось, рыбки снова окружили его. И тогда он шёл, уже не останавливаясь, прикрыв глаза, шёл, шёл…

«Хэйхай!»

«Хэйхай!»

Он вдруг очнулся, широко раскрыл глаза, и рыбки исчезли. Молоток выпал у него из рук и бойком вошёл прямо в зелёную воду, подняв брызги, похожие на цветки белой хризантемы.

«У этого заморыша точно проблемы с головой, — Лю Тайян поднялся на шлюз, взял Хэйхая за ухо и громко сказал: — Иди, дроби камни с этими бабами, посмотрим, может, найдёшь себе среди них приёмную мать».

Каменщик тоже поднялся на шлюз, погладил Хэйхая по холодной лысой голове и сказал: «Иди, отыщи свой молоток. Сколько надробишь камней, столько и надробишь, когда всё сделаешь, можешь пойти погулять».

«Будешь халтурить — отрежу твоё ухо себе на закуску», — сказал, широко открывая рот, Лю Тайян.

Хэйхай вздрогнул. Он пролез через ограждение, двумя руками ухватился за нижнюю перекладину и повис за ограждением.

«Тебе жить надоело?» — каменщик, вскрикнув от ужаса, нагнулся, чтобы схватить Хэйхая за руку. Хэйхай сгруппировался, прижался к выступу мостовой опоры, по форме напоминающему водяной орех, и ловко соскользнул вниз. На фоне белой мостовой опоры он выглядел как геккон на побелённой стене. Он прошмыгнул в водяной жёлоб, нащупал молоток и, выбравшись из желоба, исчез в пролёте моста.

«Вот заморыш! — сказал Лю Тайян, поглаживая подбородок. — Ну, заморыш, мать его!»

Хэйхай высунулся из пролёта и робко направился к группе женщин. Женщины как раз кого-то распекали. Их речь была пересыпана бранью, и несколько молодых девушек, затесавшихся среди них, хотели подслушать разговор, но боялись, и их лица покраснели, как петушиные гребешки. Когда перед ними появился совсем чёрный мальчишка, их болтовня разом утихла. Все на мгновение замерли, кое-где зашептались и, видя, что Хэйхай не реагирует, стали говорить всё громче и громче.

«Ой, бедненький! Уже осень на дворе, а ребёнок совсем раздетый!»

«Ну так не своё ж дитя-то, вот и нет до него дела».

«Говорят, что его мачеха дома занимается другим делом…»

Хэйхай повернулся к ним спиной и уставился на воду в реке, больше не обращая внимания на женщин. Вода переливалась то красным, то зелёным, листья ивы на южном берегу реки парили, словно стрекозы.