ПАПАПА (Современная китайская проза)

Хлопнув ладонью между ног и в сердцах обругав своё хозяйство, старик уселся на землю и предался блаженному отдыху. Увидев, что солнечные лучи стали ещё острее, он поднялся на ноги, взял в руки коромысло и, оглядываясь при каждом шаге, пошёл на разведку к выходу из оврага. Он поднялся повыше и огляделся по сторонам. Убедившись, что волки ушли, он снова привязал крючки к коромыслу, повесил на них вёдра и вышел из оврага.

Поднявшись на гору с западной стороны и долго шагая по дороге, которая расстилалась перед ним краснокоричневым полотном, он передохнул всего три раза, опасаясь, что волки могут вернуться. Высокие и низкие гребни гор, напоминавшие волны, стояли под палящим солнцем, словно неподвижное стадо коров. Лицо старика сияло радостью и торжеством оттого, что после длительного противостояния волки неожиданно отступили. Поставив вёдра на землю, чтобы перевести дух, он увидел уже знакомую ему стаю из девяти волков, поднимавшихся по дальнему склону.

Старик закричал вслед уходящим волкам: «Что, чёрт подери, хотели сожрать меня? Не вышло! Я кто? Я — Сянь-е! Да что мне девять волков? Да будь вы хоть барсами, ничего бы вы со мной, Сянь-е, не смогли сделать! Если кишка не тонка, оставайтесь, посостязайтесь со мной ещё денёк-другой!» Затем, понизив голос, сказал сам себе: «Волки ушли, и теперь родник мой. Мой, Слепыша и кукурузного стебля». Старик вдруг вспомнил про свою кукурузу, про белые сухие пятна на ней, и его старческое сердце сжалось. Он припал к ведру, напился и, подняв вёдра, снова пошёл по дороге.

Когда старик добрался до своей горы, уже наступил полдень. Поиски воды и противостояние с волками будто добавили ему лет. Борода его, сухая и жидкая, за ночь стала длиннее. Дойдя до участка на склоне за восемь с половиной ли от деревни, старик почувствовал, что вот-вот упадёт без сил, словно срубленное дерево. Когда же он поставил вёдра и присел на дорогу передохнуть, перед ним вдруг появился слепой пёс.

Старик заметил, что язык, торчавший из собачьей пасти, был покрыт сухими трещинами. Несмотря на это, впадины мёртвых глаз походили на два омута с серочерной водой. Пёс плакал. Он по следам дошёл до хозяина. Издалека уловив тихий звук его шагов, почувствовав запах прохладной воды, пошёл, шатаясь, навстречу ему. Когда до старика оставалось пять-шесть шагов, пёс неожиданно, словно парализованный, рухнул на землю, не в силах пошевелиться.

«Ползи ко мне, Слепыш, — промолвил старик, — я и шагу не смогу ступить».

Пёс прополз два шага, а потом застыл, словно мёртвый. Слёзы, наводнившие глазницы, превратили их в два безбрежных океана.

«Я знаю, что ты измучен голодом и жаждой! — сказал старик. — Сможешь выжить, и тогда всё будет хорошо». Слепыш не издал ни звука, а лишь взглянул незрячими глазами на солнце.

Старик, не в силах сдержать холодную дрожь, поспешил спросить: «Что со стеблем? Погиб?» Пёс опустил голову. Слёзы, наполнявшие глазные впадины, тут же «дзинь-дзинь» — закапали на дорогу.

Старик, опираясь на коромысло, словно на посох, направился к стеблю. Спотыкаясь и поднимая клубы обжигающей красной пыли, он спустился к навесу, и сердце его бешено заколотилось — на листьях, опалённых солнцем, не осталось ни точки зелени. Даже бледно-зелёные прожилки стали жёлтыми и сухими. «Всё кончено, — подумал старик, — кукуруза погибла, ты не успел спасти её, и принесённая вода уже не поможет». И запричитал: «Не ты победил в том противостоянии со стаей волков, это волки победили тебя, Сянь-е. Они узнали, что кукуруза погибла, и только тогда отступили. Не с тобой они боролись, старик, а с кукурузой, и погубили её».

Горечь бессилия охватила старика. И вот, когда он совсем уже пал духом, когда его тело мягкой глиной готово было стечь по коромыслу и рухнуть на землю, в этот самый момент он взглянул на верхушку стебля. В глаза ему бросилась крохотная, еле заметная капелька зелени среди пучка пожухлых листьев.

Старик откинул коромысло и подошёл ближе к стеблю.

Верхушка стебля была всё ещё жива. Развернув кукурузный лист, старик увидел, что с внутренней стороны на сухих пятнах ещё остались россыпи тонких, как шёлк, и мелких, как звёзды на небе, зелёных крапинок. А по выгнутой, как лук, жилке по-прежнему медленно циркулировала вода.

Старик поспешил на гребень горы, но, сделав несколько шагов, вернулся и взял миску. Добравшись до гребня, он зачерпнул воды и поставил миску перед слепым псом со словами: «Кукуруза жива. Допьёшь, принеси миску назад». Затем с ведром воды в руке старик вернулся обратно к стеблю. Он наклонился к ведру, набрал в рот воды, притянул к губам верхушку кукурузы и, словно дождём, обрызгал крапинки зелени. Тут же в обжигающем воздухе разлетелась зелёная влага. Брызги воды, фонтаном вырвавшиеся изо рта старика, полетели на лучи палящего солнца. Раздалось бледное режущее ухо шипение, как будто вода попала на лист раскалённого железа, — это солнце, не дождавшись, пока брызги упадут на землю, с жадностью голодного волка их поглотило.