ПАПАПА (Современная китайская проза)

Родниковая вода, наполнившая желудок, заглушила острый голод и нестерпимую жажду. Старик решил для себя так: «Мне нужно стоять в этом узком проёме прямо, не упасть, и тогда, возможно, я смогу выбраться отсюда живым». Солнце в конце концов вобрало в себя остатки своего красного сияния. Спустились сумерки. Из оврага небо казалось тёмным, почти того же бурого цвета, что и шкуры волков. Сумеречное безмолвие, издавая слабый шелест, спускалось из безграничных просторов небес в овраг. Старик подсчитал волков: их было девять — три больших, четыре размером со Слепыша и два совсем молодых, видимо, появившихся на свет в этом году. Волки ещё не осознали, в чём причина такого спокойствия человека…

Старик стоял как вкопанный.

Глаза хищников, источавшие зелёный свет, напоминали повисшие в воздухе бусины. Мёртвая тишина чёрной горой повисла над головами человека и волков. Старик не шевелился и не издавал ни звука. Когда хищники, видимо, поняли, что он двигался так стремительно, чтобы захватить узкое горло оврага, один из них издал синекрасный, длинный-предлинный вой. Вслед за этим стая снова двинулась на старика. Тот резко взмахнул коромыслом и с силой ударил им о землю перед собой.

Волки остановились.

Находясь от хищников на расстоянии семи-восьми шагов, старик выделил из стаи одного из трёх крупных волков, стоявшего в центре, — видимо, это был вожак. На его левом ухе виднелись шрамы от зубов, и он немного хромал. Старик глядел на него, не отрывая глаз. Так они какое-то время смотрели друг на друга, а затем волк издал хриплый продолжительный рык, и стая снова перешла в наступление. Когда между ними оставалось пять-шесть шагов, старик взмахнул коромыслом и, крепко схватившись за него обеими руками, прицелился в самый центр волчьей стаи — в голову вожака.

Стая снова остановилась.

Последний луч света упал на хищников. Не отрывая взгляда от вожака, старик заметил, что из девяти волков ярче всех блестели глаза не у трёх крупных хищников и не у четырёх среднего размера, а у двух самых молодых, которые оказывались то впереди, то внутри стаи. Их взгляды были прозрачными и сверкающими, как лучи солнца, отражающиеся от водной глади в знойный полдень, и в этих взглядах были видны страх и смятение. Молодые волки то и дело оглядывались на вожака, а вожак время от времени издавал только им понятный сине-красный рык. Последние сумеречные отблески растаяли, и тьма накрыла всех с головой. В этой кромешной тьме волчьи глаза отливали изумрудным светом воды в водоёме. От входа в ущелье потянуло синим волчьим духом. Этот запах не был похож на крысиное зловоние, он казался легче, не таким густым и резким, но ощущался отчётливо. Старик подумал о кукурузе, о том, что белые пятна, возможно, уже покрыли все листья и доползли до стебля. Он знал, что если болезнь ещё не поразила сердцевину стебля, а верхушка ещё зелёная и пышная, то его можно спасти. Размышления нарушил пронзительный вой вожака, походивший на хлёсткий удар ивовым прутом. Старик вздрогнул и сказал себе: «Ты должен думать только о волках. Отвлечёшься — погибнешь!» К счастью, волки ничего не заметили. Когда по зову вожака стая вновь двинулась вперёд, старик закрутил в воздухе коромыслом. Удары коромысла о стенки оврага леденящим эхом разнеслись по всему ущелью, и продвинувшиеся на шаг вперёд волки снова отступили.

Упорное противостояние, словно подвесной мост, пролегло между глазами старика и вожака стаи, и при каждом их движении этот мост раскачивался, подавая сигнал тревоги. Старик не видел, где находились волки, и поэтому внимательно следил за зелёными бусинами их глаз. Как только он замечал лёгкое подрагивание этих бусин, он тут же начинал стучать коромыслом как можно сильнее, вынуждая волков снова отступить. В этом противостоянии время тянулось очень медленно — оно, словно повозка, запряжённая старым буйволом, накатывалось на старика и выдавливало его волю и решимость. Взошла луна, круглая, как волчьи глаза, значит, шёл пятнадцатый, а то и шестнадцатый день месяца. Подул прохладный ветерок, и старик почувствовал, что по его спине будто бы пополз земляной червь. Он знал, что это стекал пот.

Старик ощутил, что онемение и покалывание в ногах начали распространяться по всему телу. Противостояние изматывало его во много раз сильнее, чем некогда тяжёлый физический труд. Больше всего на свете старик хотел увидеть, как волки, устав от неподвижного стояния, ложатся на землю. Но те стояли, не шевелясь, словно камни, испытавшие на своём веку и порывы ветра, и удары дождя. Их глаза, светившиеся в темноте в форме веера, пристально смотрели на старика с расстояния пяти-шести шагов. Он, казалось, слышал, как дробно постукивают, вращаясь, их глаза, видел, как тихо поскрипывают плеши на холках, когда ветер раздувает шерсть. Старик засомневался: «Смогу ли я выстоять?» Затем приказал себе: «Ты должен выстоять, пусть и ценой собственной жизни!»