Папатека

Потом я, кажется, задремал. Вернее, глубоко задумался. Про то, что зря я раньше с папой в лес не ходил – здесь, в принципе, ничего так, даже осенью. Особенно если бутербродами запастись и горячим чаем. Порой, наверное, и дикого зверя можно встретить. Лося или зайца, например. Покормить его хлебной корочкой с солью – это лося. А зайца – капустной кочерыжкой. А медведи любят вересковый мёд, которые делают пчёлы из нектара мелких розовых цветков вечнозелёного ветвистого кустарника. Медведь карабкается на дерево с дуплом, почуяв улей. Карабкается, значит, карабкается, в предвкушении, что сейчас он полакомится свежим мёдом. А там, то есть в дупле, мой папа сидит. Он глядит на медведя с осуждением и говорит:

– Эх, Витя, Витя, неблагодарная ты морда…

– …морда короткая, округлый хвост, длинные, иногда до трети длины тела, уши…

– О ком это ты? – Я помотал головой, отгоняя наваждение. Кажется, я тут основательно продрог – руки у меня задеревенели. Я на них подышал.

– О зайцах! – радостно отозвался папа и продемонстрировал мне лукошко, полное грибов и брусники. – Я и червей успел накопать, гляди!

Хм, а они разве не впадают в глубокую зимнюю спячку?

– Молодец, – похвалил я папу. – Потому что сейчас мы с тобой как раз отправимся на рыбалку.

– Ура! – воскликнул папа. – Ты – замечательный мальчик! – С этими словами он меня крепко обнял, но не поцеловал.

До озера мы добрались за каких-то полчаса. Оно было тут неподалёку, оказывается. Я-то не знал – я же ни разу с папой на рыбалке не был, – а его, кажется, сами ноги вывели. Или он уже начал кое-что вспоминать из прошлой жизни. По крайней мере, я очень на это надеялся.

Рыбачили мы с берега. Он был глиняный и весь поросший камышом. Несколько раз я чуть не упал в воду – подошвы у сапог были скользкие. Зато удочки – в самый раз. Я прихватил их в папиной кладовке. Они были складные и замечательно вошли в рюкзак: у папы – коричневая, у меня – жёлтая, ещё новенькая. Папа показал мне, как правильно прикармливать рыбу бутербродами, как насаживать на крючок червя, как закинуть удочку, как не скользить на глине в резиновых сапогах и многое другое. А я и не знал, что папа столько всего знает интересного! Я думал, он только в цветах разбирается.

У меня, конечно, не сразу всё получилось. Сначала я проткнул себе крючком палец, потом уронил в озеро удочку и следом упал сам, набрав полные сапоги воды. Папа тут же развёл в камешках костёр, раздел меня и усадил сушиться.

Хорошо было сидеть у костерка. Он вкусно пощёлкивал и щекотал дымом нос. А ноги у меня скоро так нагрелись, что чуть не поджарились. Я надел высохшие штаны и отодвинулся подальше. Тепло огня меня разморило. Я подумал, что Железобетонов там уже, наверное, проснулся и пошёл искать меня по соседям. А мама на Галапагосских островах, наверное, места себе не находит, и Просперо Гонзалес пытается её утешать. А Перекусихины заметили пропажу папы и теперь ищут нас с полицейскими. Или господину Будь-Благодарен-Бенджамину звонят, интересуются, что со мной дальше делать:

«Может, его в погреб запереть? У нас тут отличный погреб, глубокий! Мы картошку из него выберем и Витю туда устроим. Пусть посидит, подумает какое-то неопределённое время».

«Нет, – возражает господин Бенджамин. – Я придумал ему другое наказание. Просто ужасное! Потому что такие, как Витя, заслуживают всё самое страшное в этой жизни!»

«Да, а какое?» – интересуются Перекусихины.

«Не волнуйтесь, вы сами скоро увидите…»

– …Какую я отличную уху сварганил! Пальчики оближешь!

– Папа, ты сварил суп? – Я облизнулся. Есть мне хотелось зверски. Наверное, с непривычки – от избытка чистого воздуха.

– Я сварил, Витя, царскую уху! – Папа поднял вверх палец и улыбнулся.

Вот видите, он уже по имени меня называет! Но я решил события не опережать. Не бросаться ему в объятия, чтобы не спугнуть.

– А как мы её будем есть?

– Прямо из котелка. Я выстругал нам ложки из берёзового полена!

Он и стругать умеет, понятно.

Мы ещё долго сидели у костра. Ели уху с угольками для прозрачности, пили травяной чай. Папа рассказывал мне про наше озеро. Какое оно, оказывается, древнее, и что раньше на его месте был вулкан – но это уже миллионы лет назад. И что в озере водятся щуки, но мы ни одной не поймали, только карасей, а мелкую рыбёшку папа выбросил обратно в воду – пускай себе живёт. За этот день папа рассказал мне кучу разных историй – интересных и не особенно, – а я всё слушал его, слушал. И понимал, как плохо я, оказывается, знаю своего собственного папу. Как будто мы с ним все эти десять лет не вместе жили, а порознь. Но так, наверное, и было.

А потом мы катались на лодке – нам её дал на два часа какой-то дедушка с рыжей бородой. В обмен на наш улов. Папа налегал на вёсла и весело пел старые песни, слов которых я не знал. Садилось солнце – казалось, что прямо на воду. Оно окрасило всё вокруг оранжевым, и мне чудилось, что плывём мы в апельсиновом соке. Я перегнулся через борт и зачерпнул немного в ладонь – но пробовать не стал. С берега нам кричал рыжий дед – пора, мол! Причаливайте.