Папенькина дочка

Мы спустились вниз по лестнице, и пошли разговаривая. Брат Светланы сказал мне, что его жена изменилась, стала другой: за порог уже не выталкивала. Разрешила даже передать дочери подарки. Я сразу подумал, наверное, ей чего-то от него требовалось, большего, чем платьица и куклы — Алексей приехал после получки — с деньгами. Вот она его и терпела рядом. Ждала расчета.

— Алексей, ну что ты решил для себя, нужно же что-то делать, а не болтаться, как… — ну, сам знаешь? — Я дал ему возможность поделиться со мной своими откровениями. Зоров, скривив на лице гримасу, ответил:

— Не знаю, что делать, не знаю?

Мы шли одной дорогой, затем должны были разойтись. Алексей торопился на автобусную станцию.

— Ты, уже в курсе, я говорил, в городе меня ничто, почти ничто не держит. Я, можно сказать, окончательно переселился в поселок — работаю на ферме: ухаживаю за телятами — молодняком, с напарником Федькой Окаянным — ну и прозвище у него — смех, Отчим приглашал к себе — заниматься дойным стадом, но я ни в какую не согласился, не выдержу его присутствия, — сказал Алексей, торопясь уложиться в отведенное дорогой время. — Ты, молодец, справился с Филиппом Григорьевичем, а я слаб. Меня одно держит в этой жизни — рядом со мной Людмила. Иногда встречаюсь с нею. Она, говорит, что из-за меня ушла от мужа, бросила дом. Может это и так. Сейчас женщина живет у бабы Паши, хочет пойти работать на ферму дояркой. У нее есть сын, Григорий, так он уже почти взрослый и в тоже время ребенок, приедет на заборах фашистских свастик нарисует и в Москву. Филипп Григорьевич потом оттирает, и ругается. Правда, если быть честным Людмила с парнем уже справиться не может. Григорий пьет, курит и не только табак, но порой и травку. Еще связался с нехорошей компанией, вступил в какую-то нацистскую организацию, — выдохнул Зоров, перевел дух, а затем снова принялся говорить — времени не хватило. Я остановился у дома родителей, чтобы выслушать его до конца, затем немного прошел в сторону автостанции.

— Надежда, слезно просит, чтобы я вернулся домой, — переключился с Людмилы на жену Алексей. — Написала мне письмо, листов на пять, а когда я попытался ее прижать, оттолкнула. Вот и пойми их женщин — то нужен ей мужик, то не нужен, — опустил глаза, затем поднял их и сказал: — Меня разрывают на части и «туды и сюды», — помолчал и, не дожидаясь от меня совета, тут же спросил:

— А ты когда собираешься за своими?

— Сейчас какой день? — задумался я, и сам же ответил: — Выходной — воскресенье! На следующей неделе ждите меня. Нормально будет? — я посмотрел на Зорова — если бы ты не приехал…

— Понятно! Ты бы был у нас! — дополнил меня Алексей.

— Да! — подтвердил я. — Да, и не забудьте баньку истопите. Мне нужно сбросить вес, разжирел я что-то. Видно, плохо меня гоняет мой тренер Олег Анатольевич, не справляется.

— Хорошо! — крикнул Зоров, махнув на прощанье рукой, и чтобы не опоздать на автобус — у него было в запасе минут десять, не больше, — заторопился на станцию.

На следующей неделе я, в выходной день, отправился в поселок за женой и сыном. На обратном пути за мной увязался Филипп Григорьевич. В машине было мало место. Я не знал, что и делать. Светлана предложила часть вещей оставить до следующего раза.

— Ну, куда ты лезешь, не видишь? — сказала ему Мария Федоровна. — Из-за тебя Андрею нужно снова приезжать! Я, что не знаю, отчего ты в город прешься? Далась тебе эта политика?

— Я, хочу поговорить с Николаем Валентовичем, — сказал ей Филипп Григорьевич. Наверное, моих слов для него было мало. Моего тестя интересовал один вопрос, который мне был не понятен — для какой цели государство разрешило создавать кооперативы. Ему казалось странным то обстоятельство, что в банке даже ссуду давали. Он не понимал и требовал разъяснения.

— Я, вот работаю в госхозе…

— Не в госхозе, а в совхозе! — тут же поправила его жена.

— Да какая разница, — парировал Филипп Григорьевич.

— А такая! — снова вмешалась Мария Федоровна. — Что бы не произошло, на твой век работы хватит! Сколько у тебя в стаде голов? Восемьсот! И у Алексея триста. Вот и крутите коровам хвосты, зачем лезть туда, куда тебя не просят. Политикой пусть занимаются люди, сведующие, знающие в ней толк. Вот так!

Однако Мария Федоровна оказалась не права — эти люди, которые должны были заниматься политикой, не очень-то и были сведущими, иначе совхозные стада не стали бы так стремительно сокращаться. Скоро их этих самых голов в совхозе стало пятьсот, затем триста и после стадо снизилось до сорока. Ферма стала не нужна. Да и не только ферма, поля тоже перестали засеваться.

Я подбросил тестя по дома родителей. Он, тут же едва поздоровавшись с Любовью Ивановной и Николаем Валентовичем, вышедшими нас встречать, затеял разговор. Мать оставила моего отца и тестя и накинулась на внука.

— Максимка, Максимка, иди сюда! Дай-ка, я тебя потискаю! — сказала она мальчику. — Вон, какой ты большой вырос. Он таращил на бабушку глаза и улыбался.

Мой отец в это время рассказывал Филиппу Григорьевичу об изменениях произошедших у них в министерстве: