Папина жизнь

— Совсем как взрослая!

— Да, она для своих лет очень развитая.

— А как хорошо воспитана!

— О, это, увы, не всегда так!

Нет, Анджела поступила лучше.

— Ну ладно, Глория, — подытожила она, нарочито смиренно, — сейчас мне пора пойти с твоим папой поговорить про обои и краску.

Упомянув про интерьер, она, по-моему, совершила первую ошибку: Глория сама у нас была мировым специалистом в области дизайна.

— Так вас зовут Анджела, да? — спросил я, ведя гостью на кухню.

— Точно, — ответила Глория, прежде чем Анджела раскрыла рот.

— Садитесь, — предложил я. — Глория вытащила стул из-за стола. Тут вдруг я понял, что давным-давно перестал замечать, как убога наша кухня. Анджела поблагодарила и села, пристроив сумку на полу. Глория с налету бросилась на нее.

— А у вас там в сумке есть какая-нибудь интересная косметика? — вопросила она.

— Ох, Глория… — простонал я, открывая ящик стола, где хранилось мое портфолио.

— Есть-есть. Хочешь поглядеть?

Ладно, я уже символически попытался помешать Глории. Теперь оставим ее в покое. Не из благородных побуждений — мне и самому было любопытно, что носит Анджела с собой в сумке.

Она поставила сумку на стол.

— Ну что, давай вытащим все интересное на свет, чтобы было лучше видно? — предложила Анджела. Сентябрьское солнце посылало в окно косые лучи. Я прислонился к рабочему столу и смотрел оттуда. Я стал невидимкой — какое счастье.

— Какой малюсенький карандаш для глаз, — сказала Глория. Карандаш она видела у матери. Карандаш и помаду, которую Дайлис весьма умело наносила на губы.

— Он у меня уже давно, — засмеялась Анджела, будто вновь увиделась с исчезнувшим другом. — Я, кажется, лет с пятнадцати им не пользовалась.

— А что у вас еще есть? — спросила Глория, косясь на сумку.

— Вот это крем для лица, чтобы мазаться, когда кожа устает.

— А можно мне помазаться чуть-чуть? — Глория подставила щечку, но Анджела мазнула ее по носу, и Глория захихикала.

— А это вот румяна, — продолжала Анджела.

— А что такое румяна?

— Краска для щек. Только я ими не пользуюсь.

— Почему?

— Потому что я им не верю.

Моя дочь солидарно фыркнула и спросила:

— Ну а зачем они вам тогда?

— Мне их подарила одна девочка, чуть-чуть помладше тебя.

— А почему подарила?

— Потому что я нашла дом для нее и ее семьи.

— Вы так работаете?

— Да.

— А у меня вот два дома!

Если Анджела и удивилась, то виду она не подала и просто сказала:

— Хорошо, наверное.

Я зачарованно следил за разворачивающейся перед глазами миниатюрной пьесой и слышал собственное дыхание, когда Анджела снова полезла в сумку.

— А это пудра. Видишь, открывается, как раковинка. — Анджела раскрыла пудреницу и объяснила: — Вот здесь зеркало, а в нижней половинке пудра. Я, правда, ею тоже очень мало пользуюсь, мне просто нравится пудреница.

Закрыв ее, она дважды постучала по блестящей крышке чистым, без лака, ногтем.

— Вот и все, больше ничего интересного.

Все «интересное» лежало на столе, как предметы в игре «Что пропало». Мне стало любопытно, есть ли в сумке что-нибудь еще, неинтересное, что могло бы рассказать о своей владелице. Но я промолчал. А Анджела, взглянув мне в глаза, сказала:

— Да, мы девчонки. И не стыдимся!

Глория хихикнула.

— Папа у нас сам как девчонка!

— Да ну? Расскажи мне!

— Он готовит, стирает и поет.

— Поет?

— На весь дом!

— Вот это да!

— А еще у него есть краски, — добавила Глория, лукаво косясь на меня и слегка понизив голос. Насчет пения — это серьезное преувеличение, но мои дети все страдали любовью к приукрашиваниям.

— Это-то я знаю, что есть краски.

— Нет-нет, он пишет картины! Там внизу есть тайная комната, он там пишет красками-эмоциями!

— Глория имела в виду эмульсии, — пояснил я. — Это у нас такая шутка. Но должен признаться, что она права. Я веду другую, секретную жизнь, жизнь великого художника. С каждым днем все секретнее.

Глория, страшно довольная собой, весело ухмыльнулась. Умница этакая. Да про краски-эмоции она лет сто назад придумала.

Анджела изобразила строгий взгляд:

— Я уверена, что твой папа замечательно рисует.

— Только готовит отвратительно, — вставил я. — И кстати, надо же печку включить! — Я сунул портфолио нашей гостье под нос и предложил: — Посмотрите пока, пожалуйста. У нас сегодня на ужин пицца и тушеная фасоль, если хотите рискнуть, оставайтесь с нами, мы будем очень рады!

— Да, останьтесь, пожалуйста, — попросила Глория.

— С большим удовольствием, — согласилась Анджела. По-моему, не только из вежливости.

Теряешь ориентацию в пространстве. Перевозбуждаешься и воображаешь, будто у тебя что-то этакое происходит на женском фронте, хотя на самом деле там все глухо. Уже гораздо позже понимаешь, что играл с огнем, вот как я в ту ночь с Присциллой, или как потом было бы с Мариной, не установи она сразу четкие границы. Теперь появилась Анджела. Познакомились мы только сегодня утром, но у меня в гостях она уже чувствует себя как дома. А я? А мне было совершенно спокойно. Удивительное дело.

— Какие они у вас прелестные, — услышал я. Глория привела Анджелу в гостиную.