Иностранный пассажирский самолет уклонился от положенного маршрута и залетел в воздушное пространство Советского Союза над секретным районом, где начались работы по сооружению новых ракетных установок. Об этом чрезвычайном происшествии немедленно сообщили в Москву. Уже через десять минут все высшие лица страны знали о нем, а Генсек, являющийся Председателем Совета обороны, т. е. высшей военной властью в стране, — в первую очередь. Началась напряженная работа системы власти, результатом которой должно было явиться принятие решения. В сложившихся условиях случай с самолетом-нарушителем грозил стать одним из важнейших международных событий за последние двадцать лет. Западник тоже был извлечен из постели и доставлен среди ночи в свой рабочий кабинет. Бог мой, что теперь творится во всей нашей эпохальной конторе, — думал он в полудремотном состоянии. — Теперь уже никто и никогда не узнает, почему самолет сбился с маршрута и каковы были намерения тех, кто совершил эту акцию, если она была преднамеренной. Но это не существенно. Самым интересным в происшествии является то, как работает сейчас наша система принятия решения в условиях, когда решение огромной важности должно было принято незамедлительно. Можно точно установить, как работает сеть коммуникации, какие лица вовлечены в обсуждение проблемы, какие слова говорятся, какие приказы отдаются. И все равно эта система останется тайной за семью печатями. Причем, не только для западных разведывательных служб, но и для наших ответственных лиц. Нужна точная наука, чтобы понять суть дела. Наука более точная, чем теоретическая физика. Со своими формулами, со своими методами измерения и расчета. Такая наука уже создана. Но в нее никто не поверил. А человек, создавший ее, изгнан из страны за антисоветскую деятельность, поскольку постулаты созданной им теории противоречили «научному коммунизму».
Социолог
Западник сам высказался в свое время за изгнание этого человека.
— Что для нас важнее, — говорил он на совместном совещании ответственных лиц аппарата ЦК и КГБ, причастных к борьбе с «внутренней эмиграцией» в стране, — физическая изоляция и уничтожение этого человека, или дискредитация его идей? Если мы арестуем и осудим его здесь, то интерес к его идеям на Западе сразу повысится. Если же мы его выбросим на Запад, то он начнет вызывать раздражение в кругах всякого рода «специалистов» по советскому обществу. Эти «специалисты» сами приложат усилия к тому, чтобы дискредитировать идеи этого человека и его самого. А скорее всего они его просто будут замалчивать. Успех идей на Западе зависит не от того, насколько они умны, а от того, насколько они годятся для газетных сенсаций и насколько они соответствуют широко распространенным заблуждениям эпохи.
К мнению Западника прислушались, и его бывший университетский друг был выброшен на Запад. В различных второстепенных газетах и журналах на Западе стали появляться статейки, подписанные «Социолог». Не представляло труда установить, кто скрывался под этим псевдонимом. Статейки не производили сенсации, но все же раздражали Москву, особенно — секретаря ЦК по идеологии, которого Западник по долгу службы информировал обо всем, что на Западе как-то касалось идеологии. Секретарь упрекнул Западника в недооценке идеологической борьбы и потребовал принять решительные меры в отношении «этого мерзавца» /т. е. «Социолога»/. Хотя сам Западник считал деятельность «Социолога» не заслуживающей серьезного внимания, портить отношения с секретарем ЦК он не хотел. И он дал указание усилить работу по изоляции и дискредитации «Социолога». Операция получила кодовое название «Социолог».
Теория принятия решения
Они вместе учились в Университете и даже дружили одно время.
— В этом мире все процессы, — говорил когда-то ему «Социолог», — имеют свою предельную скорость. Имеют свои пределы скорости и процессы, происходящие в социальных системах. В том числе — в нашей системе принятия решения. Знаешь, в чем будет главная причина нашего поражения в будущей войне? Слишком низкая скорость принятия решения в особо важных случаях /вроде реальной угрозы войны/. По моим рассчетам, нужно минимум два часа, чтобы в нашей системе было принято решение «нажать кнопку».
— Посмотрим, — подумал Западник, — насколько ты прав.
Ровно через два часа помощник вошел в кабинет и доложил: самолет-нарушитель сбит. Итак, потребовалось два с половиной часа, чтобы решение было принято.
— Выходит, он прав, — подумал он о том человеке, — чудовищно прав. Мы сваляли дурака, выгнав его на Запад. Мы должны были бы его изолировать здесь. А что произошло бы, если бы решение в отношении самолета-нарушителя не было принято за эти два с половиной часа? Очевидно, самолет покинул бы пределы Советского Союза вместе со шпионской информацией о передвижении наших войск в том районе страны. Выходит, если бы самолету предстояло лететь над нашей территорией на час дольше, то и решение было бы принято на час позже?…
— Похоже, что так, — как бы услышал он голос «Социолога».
— Так значит…