Пара беллум

Борьба за мир достигла апогея, когда в городе Энске состоялся суд на восьмидесятичетырехлетней старушкой-поджигательницей войны. Старушка пережила русско-японскую войну, первую русскую революцию, первую мировую войну, революцию семнадцатого года, гражданскую войну, коллективизацию и индустриализацию, войну с Германией. Старушка пережила все стадии социализма — юношеского сталинского, переломного хрущевского, развитого брежневского. Она уверенно вступила в новую фазу социализма — зрелого андроповского. И само собой разумеется, она извлекла изо всего пережитого положительные уроки. На случай новой мировой войны, в наступлении которой она ничуть не сомневалась, она накопила /сосредоточила, как выразился прокурор/ мыла, соли и спичек с запасом на сто лет. Случись война, думала она, я на кусок мыла целую неделю проживу. «А спички зачем? — поинтересовался студент, снимавший у нее койку и спавший на матраце, набитом упомянутыми предметами ширпотреба. — Если атомная бомба взорвется, допустим, во дворе, то спички вспыхнут, пожар будет, и все запасы пропадут». Услышав это, старушка встревожилась. На следующей неделе она перебазировала запасы спичек к снохе: пусть уж лучше сноха сгорит, как она того и заслуживает! Сноха действительно чуть не сгорела вместе с детишками, которые спички, разумеется, нашли и решили поиграть в атомную бомбу. Старушку осудили на десять лет лагерей строгого режима для особо опасных преступников. Прокурор, настаивая на столь суровом приговоре, исходил из двух принципиальных предпосылок. Первая: старушка не маленькая. Вторая: чтобы другим старушкам неповадно было. Когда прокурор вскрыл глубокую связь между преступными действиями старушки и не менее преступными усилиями Президента США «разжечь новую мировую бойню» /слова прокурора/, в зале суда наступила зловещая тишина. Ну, теперь начнется зажим по всем линиям, подумал про себя каждый присутствующий, включая прокурора, судью и народных заседателей. И где эта старая стерва ухитрилась раздобыть столько мыла?!

Осудили старушку условно, что свидетельствует о высоком гуманизме нашего правосудия. Это «условно» означает следующее: если старушка переживет третью мировую войну и начнет аналогичным образом готовиться к четвертой, то ее и на самом деле посадят в лагерь строгого режима.

Придя домой из зала суда и вспомнив о конфискованных ценностях, старушка утерла слезу и молвила: «Знала бы, что отберут антихристы, сама все заранее съела бы!». /И съела бы: наши старухи и не на такое способны!/ «Ну, погодите, — сказала старушка со сталью в голосе, — я вам еще покажу!» И погрозила кому-то скрюченным морщинистым пальцем.

Продемонстрировав свое миролюбие, советские трудящиеся и люди доброй воли на Западе разошлись по домам и по рабочим /или по безработным/ местам, дабы продолжить свою будничную подготовку к войне.

Рутина

Не успела забыться история с представителем западной фирмы, выбросившимся из окна первого /что было опущено в газетах/ этажа высотного /что было подчеркнуто в газетах/ дома в припадке душевной репрессии /газетная опечатка/, как на Западника свалилась новая забота: дирижер К., бывший с оркестром на гастролях на Западе, «избрал свободу», т. е. решил не возвращаться домой. В интервью он заявил, что в Советском Союзе некомпетентные в музыке партийные бюрократы не давали ему размахивать дирижерской палочкой в полную силу.

Этому надо положить конец, думает Западник. Мы должны расширять наши культурные связи с Западом, а тут… Этого К. надо наказать, чтобы другим неповадно было. Следовало бы отложить все намеченные поездки на Запад и отозвать всех, находящихся сейчас на Западе. Но Политбюро вряд ли пойдет на это. Обстановка, думают там, неподходящая. Как раз наоборот. Обстановка как раз очень даже подходящая для крутых мер. А без крутых мер не обойдешься. Либерализм исчерпал себя. Пора с ним закругляться.

— Подготовьте все материалы, касающиеся невозвращенца, — сказал он помощнику. — Подготовьте также список всех лиц, находящихся сейчас на Западе, и лиц, поездки которых запланированы на ближайшее время. Завтра утром — экстренное совещание.

Начало пути

Детство и юность он прожил в Энске. После окончания школы поступил в сельскохозяйственный институт. На третьем курсе связался с группой студентов, сочинивших листовку о кошмарном положении в области. На суде, однако, он фигурировал в качестве свидетеля обвинения и не был осужден. Друзья осужденных погрозились отомстить ему за предательство. Во избежание излишних неприятностей ему помогли перевестись в Московский Университет. О его роли в Энске стало известно много позднее, да и то в форме слухов и сплетен. Учился он средне. Зато проявил себя как комсомольский активист, что ничуть не мешало ему пьянствовать и совращать девиц. Впрочем, о совращении тут можно говорить весьма условно. На последнем курсе стал членом партии. После окончания Университета был взят на работу в КГБ.