Пара Ноя

Она написала двенадцать слов на салфетке, поставила свой стаканчик на нее. Сделала красивый инстаграмный кадр с кофе, пластиковым цветком и панорамным окном аэропорта, за стеклом которого полным ходом шла посадка на ее рейс. Заветные слова хорошо читались на фото. Но выкладывать его в соцсеть, как сделала бы это раньше, конечно, не стала. Просто отправила его Коле с лаконичной подписью «Вылетаем».

В урну, куда перед посадкой выбрасывали остатки еды, пустые бутылки и использованные пластыри, полетели три айфона. По несколько номеров было выписано из них, и аппараты были сброшены до заводских настроек. Максим пристально наблюдал за цифровой казнью, наверное, ему это и было поручено. Коля отправил его как надсмотрщика, который должен был следить, чтобы взбалмошные женщины, большие и маленькая, не натворили ничего, что выбивается за рамки инструкций.

И вот наконец белоснежная сталь самолетных закрылков, грохот турбин, приветствие пилота – сначала на русском, а потом на ломаном английском. Лязг пряжек ремней безопасности, далекий детский недовольный плач. Все – путешественники, и только они – беглянки. Взмывая вверх, самолет разрывал полотно тумана, высвобождая свои крылья для тепла солнечного света. В брюхе механической птицы Яна свернулась калачиком у окна, чтобы обводить контуры областей пунктиром, красным выделять хребты – будто за окном не горные массивы, а контурные карты на уроке географии.

* * *

Пересечение границы на стареньком джипе, похожем на советский уазик, пришлось на то время, когда вечер опускается алой скатертью на горные массивы. Вереница автомобилей двигалась словно гусеница. Собаки пытливо обнюхивали багажники, высовывая языки от жажды. Леська не выдержала и пошла знакомиться с хвостатыми пограничниками. Крис решила, что лучше проконтролировать общение, размять конечности, и скользнула в дверь следом за ней тенью обеспокоенной матери.

– Макс, как думаешь, что нас ждет? Такая каша в голове. – Яна, сидевшая на переднем сиденье, отчаялась поймать радиостанцию и решила заполнить молчание.

– Вас ждет лето в Грузии, вангую!

– Очень смешно! – Яна закатила глаза. – А закат красивый. Смотри, какой яркий.

– «Я люблю, чтобы был закат цвета ранней хурмы и снег оскольчат и ноздреват – то есть распад зимы: время, когда ее псы смирны, волки почти кротки и растлевающий дух весны душит ее полки»[3]. Как там дальше… Э-э-э… что-то там… – Максим вспоминал строки, опершись затылком на подголовник сиденья и морща лоб, – про то, что зло побеждается только злом. Черт, раньше целиком его помнил.

– Ух ты! Полковник-поэт?

– Да не, это Быков. Глядя на закат оранжевый, вспомнил. – Максим бибикнул передней машине, водитель которой, видать, заснул и не заметил, что лед тронулся и вереница поползла вперед.

– А зло, значит, побеждается только злом?

– Я вообще не уверен, что зло побеждается. А что зло порождает зло, не сомневаюсь. – Максим посмотрел на Лесю, командующую овчарками, которые послушно давали ей лапы. – Чем больше узнаю людей, тем больше люблю собак.

– Как думаешь, Никите прилетит за все содеянное? Ну, там, «кармический бумеранг», может, ему повестку в суд в почтовый ящик кинет?

– Тебе легче станет, если его жизнь покарает? – Максим всю жизнь был орудием правосудия, а теперь жалел, что еще в 90-е не стал простым бомбилой, что прилипает к приезжим банным листом в аэропорту.

– Да. И я бы очень хотела это увидеть своими глазами. – Внутри Яны тек густой яд вместо крови, когда речь заходила о Никите.

– Ян, не хотел при Коле. – Он взял у Яны из рук банку с газировкой и сделал глоток. – Но мне все покоя не дает та история у банка. Помнишь, я его за шкирку тащил? Он вообще не ожидал полкана застать у нотариуса.

– Да как такое забудешь.

– По дороге он мне путано пытался сказать, что те оперы в машине были не для того, чтобы закрыть тебя, а вынудить уехать из страны. Что он тебя этим спасти пытался.

– А что он должен был делать? Распечатку чистосердечного подписать и дату поставить? Естественно, он как мог отпирался.

– Ну, пробил я потом по номерам машину, кто выезжал. – Макс все же решил очистить совесть. – Ребята из Центрального округа, все выходные. Везли колымагу на сервис. Никого при исполнении там не было. Если бы хотели нарисовать тебе арест за шантаж, поумнее бы раскинули карты. Не знаю, ну или совсем дурак твой Никита, – пожал плечами Макс. – Сказал, что по-хорошему ты не захотела, и у него нет выбора.

– Выбор всегда есть, – резко осадила полковника Яна.

– Ян, ты взрослая девочка, должна понимать, что выбор – это не когда черное или белое. А и так плохо, и так. И выбираешь из двух зол для своих близких меньшее. – Он отвлекся от железных гусениц, мигрирующих между странами. – О, наша очередь подошла! По коням! – крикнул он в окно Крис, флиртующей с широкоплечим пограничником.

Тбилиси – город с добродушным лицом. В нем есть причудливая простота и открытость, что фактурными балконами, пестрыми коврами и улыбчивыми лицами сплетается в единый орнамент. Тут даже дворовые коты не царапаются.