Парабола моей жизни

Накануне вечером публика освистала в этой опере всю труппу, и теперь спешно приискивают новых исполнителей, чтобы заменить освистанных. Я тотчас же согласился, и в агентстве Дзапперт был заключен договор, по которому я обязывался выступить шесть раз за вознаграждение в шестьсот лир. Было оговорено также, что по прибытии на место я получу аванс в сто пятьдесят лир. Я радовался так, как будто подписанный мной контракт был необыкновенно значителен. Тем временем мне в портняжной мастерской Феррари сшили красивое демисезонное пальто, которое я должен был выплачивать в рассрочку, внося деньги каждый месяц. Когда я пошел взять его, то сообщил портному о только что подписанном контракте и обещал, что по возвращении из Феррары сразу выплачу ему всю причитающуюся с меня сумму. Портной поверил мне на слово и выдал пальто, даже не потребовав хотя бы первого взноса. Я вышел из мастерской не помня себя от радости, одетый в красивое новое пальто из английской материи светло-зеленого цвета. И на другой день я покатил в Феррару, только потому не в вагоне четвертого класса, что на итальянских железных дорогах четвертого класса тогда не было, так же, между прочим, как нет его и теперь. Я снял пальто, очень аккуратно сложил его и положил рядом с чемоданом. Пальто это являлось самой ценной вещью в моем гардеробе. И вдруг... Вдруг случилось так, что по какому-то несчастному случаю, по какой-то непонятной аберрации памяти я забыл его в поезде. Хватился его едва только вышел из вокзала и, конечно, тотчас бросился обратно, но поезд уже ушел. Я со слезами на глазах обратился к начальнику станции и умолял его предпринять поиски этого моего единственного нового пальто. Начальник станции сделал все от него зависящее, но пальто так и не нашлось. Я истолковал эту потерю как дурное предзнаменование и направился к театру с тяжелым предчувствием, сжимавшим мне сердце. И сердце меня не обмануло. В дверях театра я встретил дирижера оркестра, у которого на лице можно было прочесть выражение отчаяния. Он спросил, я ли Титта Руффо? Мы пожали друг другу руки, и он вышел со мной на улицу. Я узнал от него, что импресарио бежал, оставив труппу буквально на улице, и что сам он настолько без средств, что не знает, каким способом вернуться в Милан. При этом известии кровь застыла у меня в жилах. К довершению всего пошел проливной дождь и нам пришлось искать спасения от него в маленьком кафе. И, конечно, к нам подошел официант и спросил, что мы будем пить, и я был вынужден заказать две чашки кофе с молоком. В кармане у меня осталось всего десять лир. Между тем, в то время как я со слезами в голосе рассказывал маэстро о моих злоключениях, двое приятных молодых людей интеллигентного вида, прислушивавшихся к нашему разговору сидя за соседним столиком, подошли к нам и представились, назвав себя братьями Маньяги, жителями Феррары. Они с отменной любезностью выразили сожаление по поводу случившегося в их родном городе и пригласили нас к себе ужинать. Мне казалось, что принять их приглашение было бы величайшей бестактностью, но дирижер оркестра, человек бывалый, опытный в житейских делах и к тому же неаполитанец, всячески уговаривал меня согласиться. Когда ему удалось сломить мое сопротивление, мы оба последовали за молодыми людьми, которые привели нас к себе в дом, представили родителям, познакомили с семьей и угостили нас вкуснейшим ужином с таким вином, от которого воскресли бы мертвые. После ужина мы перешли в гостиную, где для музицирования стоял великолепный большой рояль. Дирижер оркестра, мотивируя свою просьбу тем, что он не будет иметь удовольствия услышать меня в театре, предложил мне исполнить что-нибудь из «Эрнани». К его просьбе присоединилась и семья Маньяги, любители пения и театралы. Я в глубине души очень обрадовался возможности хоть каким-нибудь способом отблагодарить их за любезное гостеприимство. В конце речитатива третьего действия один из братьев открыл окна, выходившие на улицу. После романса «О юных дней моих обманчивые сны» и арии «О Карл великий» огромная толпа, собравшаяся перед домом, стала неистово аплодировать. Я спел еще романс Ротоли «Мое знамя» под несмолкаемые возгласы одобрения. В результате этого выступления Маньяги-отец и дирижер оркестра стали вместе что-то обсуждать и о чем-то вполголоса совещаться. И вот в ближайшие дни труппа в составе оркестра, хора и солистов была восстановлена настолько, что еще через два дня был объявлен мой дебют в новой антрепризе, возглавляемой импресарио Маньяги.