Парад нескромных декольте

Пришла Анечка с Володей и с Яной, появилась Татьяна. И все же праздник удался. Как бы там ни было – встречаться с родными и близкими всегда приятно. Совершенно забываются часы, проведенные у плиты, не помнятся потраченные деньги, уже не важно – так ли очаровательно, как хотелось, ты выглядишь, главное – все за одним столом. Радовало и то, что ни один из гостей не пришел без подарка. Но их Клавдия решила потрошить потом, в одиночестве, а сейчас – веселье, шум и пламенные признания мужчин. Это и называется – праздник!

В самый разгар веселья раздался звонок, и в комнату ввалилась еще пара – Катерина Михайловна и Петр Антонович. Катерина Михайловна прижимала к себе букет роз, который Петр Антонович, не задумываясь, тут же выдернул и преподнес Клавдии со словами:

– Клавочка, это вам. Только вы достойны обладать этими царицами цветов!

– Ах ты, старый хлыщ! – опешила Катерина Михайловна, выхватила букет и принялась охаживать им любимого мужчину. – Трепач хренов! Только что мне их подарил, а теперь…

– Катюша, ягодка моя, – шептал бунтарке на ухо старый проказник. – Ты ж пойми, это ведь из экономии, чтобы два раза не тратиться. Какая тебе разница, цветочки же все равно в одной комнате стоять будут…

– Я те дам разницу! Сейчас увидишь!

Клавдия Сидоровна жестоко ошиблась, когда говорила, что посидят они тихонько. Уже в пять часов Акакий вовсю горланил: «Я танцую пьяный на столе! Уба-дуба-е!» – и пытался взгромоздиться на стол между салатницами. Петр Антонович все время начинал какой-то лирический стих: «Когда я был божьей коровкой…», но его никто не собирался слушать. Сама Катерина Михайловна сначала долго нервничала и обижалась на Клавдию Сидоровну: «Клавочка, вы мне дали убийственную блузку! Она совсем не подчеркивает фигуру!», а потом попыталась сплясать рок, то есть два раза дернула бедром, но у нее мгновенно схватило поясницу.

Красивее всех вел себя Жора. Он стеснялся много пить, был парадно трезв, косился на Анечку и демонстративно морщился от водки.

Клавдия Сидоровна все никак не могла поймать дочь для нужной беседы. Она уж несколько раз подкрадывалась к ней и будто невзначай намекала:

– Анечка, как нам весело, да? А когда Ирину-то отпустят? Ну чего ты скачешь, прямо как кобыла скаковая? Что там с Ириной-то?

Анна вовсю плясала, крутилась возле магнитофона и лепилась к Володе. От разговора она благополучно увиливала. Клавдия уже совсем было собралась позвать дочь на кухню, якобы помочь разобраться с курицей, но тут с места подскочил Петр Антонович и, воспользовавшись временным затишьем, взвыл:

Когда я был божьей коровкой,
Рогами я не обладал,
Но робкой доярке неловкой
Доить себя не позволял!

Его силой утолкали глубоко в диван и завалили подушками, чтобы не нарушал веселья своей нудной ностальгией.

Клавдия все же утащила дочь на кухню.

– С днем Восьмого марта тебя, доченька… – начала она издалека.

– И тебя тоже! – поймалась Аня. – Я хочу, чтобы у тебя всегда было весеннее настроение…

– А откуда ж ему взяться? Ты вот молчишь все время, а что с Ириной, никому не известно.

– Мама, успокойся. Я ей нашла самого лучшего адвоката.

– Мне нужно с ним встретиться. Сегодня же. Ой нет, завтра.

– Мне кажется, мы договаривались, мама! – стала сердитой дочь. – И еще: там так все непросто, в этом преступлении, и настоящий убийца еще на воле…

– А что я тебе сразу говорила! Так разве ты мамочку слушаешь? Конечно, на воле!

– И этот убийца запросто может вычислить любого самодеятельного сыщика. Тебе что, совсем не хочется жить?

– Хочется! Чего-чего, а этого всем хочется. А мне…

– А если хочется, ты должна забыть про свои игры в детектива! Я тебе приказываю! – рявкнула Анечка и выскочила из кухни.

– Приказывает она…– бубнила Клавдия. – Вовочке своему приказывай! Завтра все равно к Бережковой поеду. Так… что там про адвоката? У Агафьи Эдуардовны есть один знакомый адвокатик. Правда, старенький он какой-то, но, может, он слышал что про наше дело?

Клавдия выскочила из квартиры и понеслась к соседке на первый этаж.

– Валенька, можно мне позвонить? Что-то дома телефончик, зараза, барахлит.

К Агафье она звонила минут двадцать, но у той все время было занято – наверняка старушка сидела в Интернете. Пришлось возвращаться ни с чем.

Пока Клавдия бегала звонить, состав гостей изменился. В комнате остался один только Акакий, да и тот отчего-то выл на балконе:

– Тимочка! Котик мой дорогой! Зачем ты выкинулся с балкона? Я ль тебя не лелея-я-я-ял?!

Дорогой котик сидел тут же, на порожке балкона, с интересом слушал завывания хозяина и терпеливо ждал, когда же тот догадается бросить в кошачью чашку кусок кальмара, вон их сколько на столе осталось… Но Акакий Игоревич упрямо оплакивал кого-то за балконом.

– Кака! Что за концерт? – рявкнула Клавдия. – А гости где?

– Я их выгнал всех! У нас Тимка с балкона выпрыгнул, потому что ему надоели эти пьяницы. А виновата ты, Клавдия. Тебе захотелось пьянства и разврата!

– А это, по-твоему, кто? – ткнула пальцем Клавдия в смирно сидящего кота.