Парад планет

Евген Гуцало в романной трилогии о Хоме, с большим художественно-стилистическим эффектом трансформируя народные приемы пародирования, демонстрирует неисчерпаемые возможности собственного словотворчества в создании новых пословиц, поговорок, образных сравнений и создании индивидуальной комической стилистики (парадоксы, оксюмороны, метафорические ряды). Писатель мистифицирует читателя, доводит до абсурда деформацию реальных явлений и процессов, провоцирует читательское воображение пародийной игрой реального и абсурдного. Свободная фантазия художника помогает нам увидеть реальный мир не в бытовом, однолинейном восприятии, к которому мы привыкли, а увидеть его в «перевернутом», «перелицованном», бурлескном, доведенном до абсурда свете. Е. Гуцало разрушает стереотипы восприятия реальности, призывая вместе с ним с позиций здравого смысла переосмыслить многие негативные явления и привычки, к которым мы привыкли и от которых нам так трудно избавиться.

Правда, на первый взгляд может показаться, что его эстетическая система слишком перегружена активным авторским «присутствием», поэтому возможности для самораскрытия характера, для органического движения его сквозь сюжет открываются не такие уж и большие. Да и на образ Хомы прозаик нанизывает чересчур большое количество различных приключений, чудес и чудачеств — все, что только можно было вычитать в последние годы из газет и научно-популярных журналов, из очередного выпуска альманаха «Тайны веков», что можно было услышать о телепатии, телекинезе, индийской философии, восточной медицине, нашло отражение в этом произведении. В то же время не следует забывать о том, что автор потому и обрушивает на читателя эту лавину информации, что поставил себе целью осмеять эти различного рода спекуляции на оккультных псевдотеориях, предостеречь от чрезмерного увлечения перспективами научно-технического прогресса и провозгласить абсолютную ценность человека, развенчать такие общественные явления, как излишняя парадность, социальная демагогия, рапортомания, страсть к администрированию. Но в своем искреннем увлечении оригинальными приемами изображения эксцентрических ситуаций автор не всегда придерживается чувства художественной меры, идейно-эстетической цельности повествования о приключениях и чудачествах Хомы Прищепы. А, может, читатель и не согласится с утверждением, что есть определенный перебор в этом гротескном фантазировании, бурлескном высмеивании нормативных, стереотипных принципов поведения и мышления.

Хотелось бы остановиться на анализе некоторых ярких страниц этого романа, на оригинальных ситуационных находках, на своеобразии ироническо-гротескного освещения таких социально-психологических явлений и тенденций, которые должны уйти, осмеянные, в прошлое. Например, тех, где говорится о борьбе Хомы с культом своей личности, о приезде в Яблоневку театра оперы и балета и зоопарка, о работе в колхозе шефов-«академиков», о лечебных «способностях» нашего героя, в частности, увлечении его макробиотическим дзеном и народной рефлексотерапией, о рукотворном феномене, поименованном тракторозавром Хомой…

Бесспорно, писатель сознательно эпатирует читателя прежде всего гиперболическим нагнетанием приемов гротеска, но иначе ему не достичь ощущения абсурдности стандартных представлений и предрассудков, нормативных принципов мышления и поведения, которые в эпоху доминирования средств массовой информации приводят к нивелированию человеческой личности. Особенно эффектным и выразительным оказывается высмеивание нравов и ценностей буржуазного мира.

…Чудотворство Хомы должно увенчаться парадом планет, что приведет к непредвиденным катаклизмам в свободном мире, а то и поставит под сомнение возможность его дальнейшего существования. Такое грандиозное космическое явление, как парад планет, аллегорически утверждает Е. Гуцало, вполне по плечу труженику Хоме Прищепе из обычного колхоза, ибо он основа и символическое олицетворение безграничных возможностей своего народа и бессмертия всего рода человеческого.