Потом он шел по дороге, все дальше удаляясь от поезда. Обернулся, бросил прощальный взгляд. Трактора, натужно урча, расчищали путь, копошились среди железа фигурки в оранжевых фуфайках. Похоже было, аврал на стройке. Вот разбежались, и подъемный кран рванул стальной рукой, приподнял поваленную светофорную мачту — платформа накренилась, осела со скрежетом. Оранжевые фигурки снова ожили, побежали прицеплять, снова заурчали трактора.
Ермаков въезжал в Н. серым ненастным днем. Он сидел рядом с шофером, позевывал, глядя в окно. Дома с палисадниками, печные трубы, торчащие из крыш, гусиный выводок, прошествовавший перед самым радиатором газика. За поворотом уже городской пейзаж: две-три блочные пятиэтажки, заасфальтированная площадка перед воротами депо и, наконец, центральная площадь, сердце райцентра, — Дом культуры, универмаг, гостиница.
Газик притормозил: многолюдная процессия, перекрывая путь, выходила из Дома культуры. Помешкав, Ермаков вылез из машины и начал пробиваться сквозь толпу.
Хоронили машиниста. Играл оркестр, медленно и торжественно шли пары с венками. Под звуки марша гроб снесли вниз по ступеням, там стоял грузовик с откинутыми бортами, с обшитым материей кузовом.
Грузовик тронулся, за ним толпой пошли люди.
Ермаков постоял на ступенях Дома культуры и тоже примкнул к процессии. Он вздрогнул, когда над площадью разнесся бесконечный тоскливый вой. С каждым шагом вой нарастал. Грузовик подъехал к воротам депо, и локомотивы слитно сигналили, провожая в последний путь машиниста.
Вечером, привычно распахнув дверь гостиничного номера, Малинин застыл на пороге: соседняя койка оказалась занятой. Мужчина средних лет, в спортивном трико и тапках на босу ногу, расположился за столом перед нехитрой снедью: вскрытая банка консервов, полбуханки хлеба и еще что-то в целлофане.
— Присаживайтесь, — бодро предложил мужчина, подвинув термос.
— Ужинал, благодарю.
— Ну горяченького-то хлебните.
Малинину не хотелось горяченького, но деваться было некуда.
— Из Белорецка? — спросил мужчина.
— Точно.
— Где ж вы там, интересно?
— Проспект Космонавтов.
— А я на Энгельса, рукой подать… Командировка?
— Ну, в общем.
Сосед удовлетворенно кивнул и представился:
— Ермаков.
— Малинин.
— А по имени?
— По имени Игорь Николаевич.
— А меня Герман Иванович… — Мужчина, поднявшись, протянул руку. — Рад познакомиться.
— Да, очень приятно. — Малинин тоже встал и ответил на рукопожатие.
Сосед вдруг рассмеялся:
— Насчет приятно — это мы видели. Аж лицо вытянулось… Ничего, ночь-другая — и расселят, обещали. — Он снова устремил на Малинина изучающий взгляд. — Вы надолго сюда?
— Еще три дня.
— А кто по профессии?
— А вы любопытный.
— Это есть, — охотно согласился сосед. — Ну? Кто же вы?
— Журналист.
— Малинин? Да, что-то знакомое. Пейте, остынет. Журналист Малинин!
— Спасибо.
— Каким же вас сюда ветром, а? — Помолчав, сосед спросил: — Что, собрались об этом писать?
— О чем — об этом?
— Да стряслось тут на дороге… Не в курсе?
— В курсе, в курсе, — проговорил Малинин. Он отодвинул чай и, взглянув на соседа, который по-прежнему смотрел на него с дружелюбным любопытством, предложил: — Давайте мы… Герман… как вас?
— Просто Герман.
— Тут у меня есть кое-что. Вы как? — Он извлек из чемоданчика початую фляжку коньяку.
Выпили.
— Я сюда ехал по другому делу, — сказал, помолчав, Малинин. — В том самом поезде, в первом вагоне. В командировку. Вообще-то, занимаюсь экономическими вопросами, про подвиги не писал, не приходилось. Но тут, можно сказать, лично столкнулся… Вот именно столкнулся…
— С платформами, — пошутил сосед.
— Именно. Так что — давайте! — Малинин поднял стакан.
— За что мы?
— За жизнь, Герман, за жизнь… За что еще пить в моей ситуации?
— Я после выпивки храплю, учтите, — засмеялся сосед. — Много ездите, наверное.
— Да, приходится.
— Жена у вас заботливая, — вдруг заключил сосед.
— А что, видно?
— Видно.
— По рубашке?
— В том числе.
— Я вам открою секрет: рубашки я сдаю в прачечную «Снежинка», — засмеялся в свою очередь Малинин. — А вы прямо как следователь, честное слово!
— Тут не нужно быть следователем. Каждый человек при желании может развить свою наблюдательность… Ложимся?
Когда улеглись по койкам, сосед объяснил:
— Я случайно обратил внимание, как там у вас все уложено в чемодане, когда вы его открыли. Женская рука. Ошибся?
— Нет, правильно.
— Вот видите. Я и есть следователь. Как ни странно. Гасим свет? — И, приподнявшись на койке, щелкнул выключателем. — Хотите что-то спросить? Спрашивайте.
Малинин спросил:
— В командировке?
— Да, как видите.
— А по какому делу, если не секрет?
— А вот по этому, — сказал сосед. — По тому же, что и вы…
Утром Ермаков делал зарядку. Стоял босиком на коврике перед открытым окном, худощавый, жилистый, в длинных трусах и майке, и, громко сопя, с выражением сосредоточенности на лице выполнял упражнения. Малинин вышел из ванной и остановился, разглядывая своего соседа. Сначала тот довольно долго приседал, наконец, хрустнув суставами, облегченно выпрямился и замер, потом развел руками, потом упал на коврик, стал отжиматься…