Парад планет

— Моя любимая погода! — сказал Плюмбум. — Раздевайся. Вся, догола. Давай.

— Ну, придумал!

— Слышала? Я сказал.

— Перестань. Да нет, нет! — Никого кругом, вдвоем они, будто на краю света, — она и этот мальчик, глядящий без улыбки… И Мария вдруг засмеялась и легко сняла с себя все, как он приказывал.

— Слушаюсь, мой повелитель.

— Ну, рассказывай, — пробурчал он.

— Что рассказывать? Что?

— Все. Свою жизнь. Рассказывай. Вот этот шрам на бедре. Откуда? — Он провел пальцем, повторяя едва заметную линию шрама.

Мария смотрела с испугом:

— Кто ты, мальчик, кто?

— Никто. Школьник.

Сверкнула молния, где-то вдалеке загрохотало.

— В самый раз! — с восторгом произнес Плюмбум.

— Сколько лет тебе?

— Сорок.

— Сколько?!

— Сорок. Это правда. Мне сорок лет. Не веришь?

Он был серьезен, спокоен. Еще бы немного, и Мария поверила. И чтобы не поверить, она быстро спросила:

— Ну а в паспорте у тебя?

— В паспорте семнадцать, но это для отвода глаз, чтобы не волновать общественность. Я маскируюсь.

— А родители? У тебя есть родители?

— Есть родители, конечно. То есть на самом деле их нет, но они есть, потому что должны быть.

— Тоже для маскировки?

— А как же.

— И все остальное?

— Ну да, конечно. — Нового тут для него ничего не было, он уже скучал, теряя интерес к разговору.

— Хорошо ты замаскировался! — оценила Мария. — А девочка? Девушка? Подружка?

— Нет!

— В чем дело? Какие проблемы?

— Неразрешимые. Мне нравятся негритянки, а они в нашем городе не живут, — отвечал он, позевывая. — А тебе негры?

— Не очень, — засмеялась Мария.

— Странно. Я был уверен в обратном.

С неожиданной бодростью он вскочил с песка:

— Пока ты у меня на крючке, научи плавать! Научи!

— И для этого…

— Что?

— Для этого ты меня сюда притащил? — усмехнулась Мария.

Плюмбум пожал плечами.

— Конечно. А ты думала? Подходящий день, когда некому глазеть на мой позор. А ты думала?

И тут небо затрещало, полил дождь.

Они вошли в реку. Плюмбум как ребенок плескался на мелководье. Мария его поддерживала. Он бил по воде руками, поднимая снопы брызг, визжал, когда Мария отпускала и он шел ко дну.

…Потом был обратный путь. Лес, электричка, город…

Но уже в лесу Плюмбум будто споткнулся на ровном месте, ноги у него подогнулись, он медленно опустился на хвою… Сидел, прислонясь к стволу, громко стуча зубами…

— Перекупался, — определила Мария.

— Пере, пере, пере, — простучал в ответ Плюмбум.

Она волокла его на себе, продираясь сквозь кустарник.

В электричке, уронив ей голову на плечо, Плюмбум вдруг некстати потянулся, приник к Марии, забормотал: «Мама, мамочка!» Она сидела не шевелясь очень долго, пока он вдруг сам не очнулся, не посмотрел на нее ясно.

— Пусть отдаст бумаги и катится на все четыре стороны. Пусть отдаст и катится. И ты за ним! И больше мне не попадайтесь.

Электричка тормозила, причаливая к перрону.

Сидели втроем перед телевизором. Отец с Плюмбумом капитально, развалившись в креслах и подремывая, мать же, что называется, на кончике стула, то и дело покидая свое узаконенное семейное место. Можно сказать, она больше ходила, чем сидела, — кружилась по комнате, подражая движениям манекенщиц. По телевизору демонстрировали моды.

Когда на экране появилась Мария в брючном костюме, Плюмбум слегка оживился, заерзал в кресле. Это, конечно, не осталось незамеченным.

— Разделяю симпатии! — сказал отец. — Симпатии, но не восторги.

— А я в восторге! — Мать, не отрывая взгляда от телевизора, ходила по комнате, повторяя движения Марии.

— Твои симпатии перерастут в восторг, когда она прокукарекает, — сказал отцу Плюмбум.

— Кто прокукарекает? — не поняла мать.

— Вот она, она.

— Вряд ли это входит в программу показа, — усомнился отец.

— Не входит, но сегодня войдет! — сказал Плюмбум.

— Нереально, Русик.

— И тем не менее. Я ее об этом просил. Она в безвыходном положении.

— Безвыходных не бывает! — заметила мать.

— Бывает, бывает, — сказал Плюмбум. — Все бывает. Даже такое бывает, чего не может быть!

И тут Мария вдруг раскрыла рот и издала звук, очень странный и впрямь напоминающий «кукареку».

— Халтурщица, — проговорил Плюмбум.

Мать споткнулась, так и замерла, глядя в телевизор.

— Все слышали? — сказал Плюмбум.

— Что все слышали? — спросил отец.

— Она прокукарекала.

— Разве?

— Да вот только что!

— Тебе показалось, — сказал отец.

— Показалось, — подтвердила мать.

Родители смотрели на сына с доброжелательным любопытством, прощая фантазии. Отец, как мог, пытался его утешить:

— Желаемое за действительное, называется. Мираж. Очень хотел увидеть — и увидел.

— Не должно войти в привычку, Русик! — предупредила мать. — Эта безобидная привычка становится небезобидной чертой характера! Ты меня понял?

Отец подвел черту дискуссии:

— Нет, Русик. Манекенщицы не кукарекают, этого не может быть. Не может быть, потому что не может быть никогда!

Плюмбум смотрел в телевизор. Мария с дежурной улыбкой демонстрировала моды.

Шли по перрону вдоль поезда. Мария тащила за руку карапуза. Плюмбум нес чемодан.

У вагона стали прощаться. Плюмбум вдруг сказал:

— Подожди… А ведь этот поезд… он совсем в другую сторону!

— А мне в другую сторону, — сказала Мария. — В другую.

— Как? А Симферополь?

— Нет-нет.