- Посошок на дорожку, - эхом откликнулся Смирнов и, удрученно глянув на Ксению, беспомощно развел руками. Что уж тут поделаешь? Общество требует. Приходится посошок этот принять... И Ксения поняла, что борьба бесполезна.
Она строго проследила за тем, как мужики "оформляли" посошок. Сделали они это по-русски и по-солдатски, игнорируя факт, что пьют качественный заграничный напиток. Залпом, не разбавляя, с клекотом и кряком.
- Ты, Жора, не очень уж старайся, - предупредила тонким голосом Ксения. - Тебе, как я поняла, сегодня еще гостей принимать.
- Змея ты, Ксюшка, - вздохнул Сырцов.
- А что я такого сказала? - удивилась Ксения и распахнула глаза, а Дед чистосердечно заступился за девушку:
- Ты, Жора, зря на нее окрысился. Сказала, что пришло в голову, и все.
- Простодушное дитя пролепетало! - саркастически согласился с ним Сырцов. - Костика мне никак простить не можешь?
Махов встал и твердо заявил:
- Поднялись, бойцы! Мне в контору пора.
В дверях Ксения сказала:
- Извини, Жора, что я посуду не помыла.
Прощаясь с Маховым и Смирновым, Сырцов рассеянно откликнулся:
- В этой квартире есть кому посуду помыть.
- Тогда привет Дарье! - отозвалась совсем расшалившаяся Ксения уже от лифта.
* * *
Осторожно оттягивая перчатки, Дарья, стоя в дверях комнаты, серьезно осматривала вылизанное к ее приходу холостяцкое обиталище Сырцова. В коротенькой мальчиковой кожаной курточке, обтягивающих дорогих черных джинсах, с вольно разбросанными искусным парикмахером волосами, она была девочкой из парижского предместья. Весьма состоятельной девочкой.
Сырцов стоял за спиной, за компанию оглядывая свою любимую берлогу. Она резко обернулась и казенно сказала то, что обычно говорят в таких случаях:
- А у тебя уютно и очень мило.
- Ты курточку сними, - предложил он, увидев, что она справилась с перчатками.
- Сейчас, сейчас, - заторопилась она и, не давая ему возможности помочь ей, быстро скинула куртку, быстро вернулась в прихожую, быстро, встав на носки, повесила куртку на высокую (Сырцов под себя ее продумал) вешалку и, проверив руками прическу, спросила: - Они догадались, что я к тебе приду?
- И еще как! - заверил он.
- Ну и шут с ними! - отчаянно воскликнула Дарья.
- Ксюшка велела тебе привет передать.
- Змея, - вторя ему, констатировала Даша.
- Дурочка еще. Играется.
- Это я дурочка! - Она бесстрашно заглянула ему в глаза. - В гости к тебе набилась и пришла вот. Зачем?
- Просто так, - попытался ей помочь Сырцов. - Пришла, и слава богу. И слава богу, что без причины. Как добрые люди в гости друг к другу ходят.
Они разговаривали стоя. От неловкости.
- Друг к другу. - Дарья осторожно дотронулась указательным пальцем до его груди. - Ты мне друг, Георгий?
- Я тебе друг, - напористо, будто сомневаясь, подтвердил он. Ему неудобно было стоять, но пока правила поведения диктовала она.
- А я тебе подруга, да? - непонятно спросила Дарья.
- А ты мне подруга, - отчетливо выговаривая (начинал раздражаться), откликнулся он.
- Подруга, и все, - в сомнамбулической растяжке проговорила она.
Сырцов с солдатской прямотой разрубил гордиев узел:
- Давай выпьем, Даша. Со свиданьицем. - И, не дождавшись ответа, направился на кухню. Когда вернулся с подносом, она по-прежнему стояла. Садись, Даша. Неловко как-то стоя выпивать.
- Выпьем потом, если вообще выпьем. Я сейчас говорить буду, - с отчаянной решимостью заявила она. - Слушай меня внимательно, а когда надо будет, отвечай.
- Отвечу. За все отвечу, - попытался сострить он. Поднос поставил на журнальный столик и замер перед ней. Руки по швам.
- Я все понимаю, - начала она и замолкла. Он хотел шутливо восхититься этим, но, увидев, как нервно подрагивают ее пальцы, понял, что сейчас шутковать не следовало. Дарья вздохнула в последний раз и продолжила: - Ты тогда нес меня на руках. Но чтобы уложить пьяную идиотку, у тебя другого способа не было. Ничего другого не оставалось, как нести ее на руках. И слюнявые ее пьяные поцелуи пришлось вытерпеть...
- Даша! - крикнул Сырцов.
- Пока молчи, - потребовала она. - Ну а в последний раз, когда мы с тобой радиоспектакль для злодеев устроили, тем более все понятно. Ты, как профессионал, хотел, чтобы все было правдоподобно... И объятья, и поцелуи...
- Даша! - еще раз позвал он.
Но она не слышала. Глядя на нечто, находившееся за плечом Сырцова, она заговорила о главном. Для себя.
- Я действительно все понимаю, но поделать с собой ничего не могу. Понимаю, что все по делу, но поверить в это никак не могу и не хочу. Впервые за много лет у тебя на руках мне стало покойно и я почувствовала, что защищена от неожиданностей и бед. Ты меня целовал для записи, а я, когда ты меня целовал, забывала о записи. Да и обо всем другом забывала. Она высказалась, жалко улыбнулась, впервые за монолог посмотрев на него, и повинилась: - Прости меня за нахальный такой напор. Я навязываюсь, потому что по-другому не могу. Но если скажешь, чтобы я ушла, я уйду немедленно, Жора.
- Не уходи. Я тебя очень прошу, не уходи, - попросил он.
* * *