Парад теней

Прижимая ящик к выпяченному животу, амбал Виталий выволок его из тесного коридора на дневной свет и слегка ослеп от этого пронзительного весеннего света. Ровно настолько, сколько понадобилось Сырцову, чтобы незамеченным подойти к нему и приставить холодный ствол "байарда" к его потному лбу. Прозревший Виталий, заведя глаза под лоб, увидел устрашающих размеров ручной братоубийственный снаряд.

- Ящик пока не отпускай, - негромко попросил амбала Сырцов. - Петя, ящик прими, а ты, Сережа, браслеты цепляй.

- Куда его? - осведомился Сережа, защелкнув наручники, а Петя, с трудом удерживая тяжеленный ящик в опущенных руках, спросил:

- А что с ящиком делать?

Сырцов для начала решил разобраться с ящиком. Засовывая "байард" в сбрую, он полюбопытствовал у Виталия, что в ящике. До сих пор не понимая, что происходит, Виталий покашлял, но, твердо поняв, что отвечать надо обязательно, объяснил:

- Посуда всякая, чашки, ложки, вилки, тарелки, чайник электрический, утюг.

- Утюгом, значит, пытали? - вопросом выразил свое изумление сообразительный Сырцов. - Отважные же вы ребята!

- Мы не пытали... - безнадежно заныл Виталий.

- Брюки гладили, - насмешливо предположил Сырцов. - Ладно, об утюге потом. Что там Альбертович делает?

- Бумаги собирает. И меня ждет.

- А дождется меня, - обрадовал амбала Сырцов.

- Куда его, Георгий Петрович? - повторил вопрос Сережа.

- В их машину, - распорядился Сырцов. - И ящик туда же. Ну и, естественно, караульте их ненавязчиво.

- Кого их? - удивился Петя.

- Виталия и ящики, - терпеливо разъяснил Сырцов и вошел в темный дверной проем.

Поначалу было просто темно, а затем черно, как у негра в аппендиксе. Сырцов брел на ощупь, не включая - от греха - карманный фонарик. Сейчас должна быть последняя дверь. Сырцов ногой распахнул ее и увидел Андрея Альбертовича, на коленях стоявшего у картонной коробки. Не поднимая головы, Андрей Альбертович успокоил предполагаемого собеседника:

- Сейчас пойдем, Виталий.

- Никуда-то мы с тобой не пойдем, - устало огорчил его Сырцов, но для поддержания в клиенте необходимой для разговора бодрости добавил: - Пока.

Андрей Альбертович поднялся с колен, не испугавшись и даже не удивившись.

- А потом?

- А потом что-нибудь придумаем.

Они были когда-то шапочно знакомы, даже провели вместе пару дел и сейчас внимательно разглядывали друг друга- все-таки лет пять-шесть не виделись.

- Давай придумывай побыстрее, - поторопил Сырцова Андрей Альбертович.

- Придумал, - обрадовал его Сырцов и наотмашь врезал коллеге по уху. По-простецки, но на полную силу. Андрея Альбертовича кинуло к стене, где он ненадолго прилег рядом с ободранным табуретом. Ошарашенно поднялся. Видимо, гудело в башке. Беспомощно присел на гнилую табуретку и спросил:

- Что тебе надо, Сырцов?

* * *

- Так что тебе надо, Дашка? - отхлебнув кофейку, спросила Анна. Она уговорила-таки гостью на кофе. Дарья тоже поднесла свою чашку к губам, но пить не стала, а лишь сымитировала глоток. Робко ответила:

- Я опять хочу петь, Аня, - будто повинилась.

- Ну и пой себе на здоровье, - пожала плечами Анна.

- Как? Миши-то нет. А сама я ничего не умею.

- Тоже мне - проблема! Была бы шея, а хомут всегда найдется. В конторе-то у него наверняка кой-какие людишки имеются.

- Не хочу я с ними.

- Тогда новых найди. Только свистни - прибегут.

- И новых не хочу.

- Так чего же ты хочешь? - Анна потихоньку раздражалась.

- Я хочу, как ты! - отчаянно ляпнула Дарья, но, поняв некую двусмысленность своего восклицания, быстренько поправилась: - Не петь, конечно. Как ты, спеть никто не может.

- Хорошо, когда люди правду говорят, - перебила Анна.- Правду всегда приятно слышать. Продолжай в том же духе.

- Я хочу быть независимой, как ты. Чтобы мной не манипулировали те, для которых главное - бабки. Я хочу петь там, где хочу петь, я хочу петь тем, кому хочу петь, я хочу петь то, что хочу петь. И хочу зарабатывать столько, сколько заработала, а не столько, сколько откинет мне очередной Миша.

- Многого хочешь, - усмехнулась Анна. - Кто же такого не хочет? Но не получается, Дарья.

- У тебя же получается...

- Если бы... - печально сказала Анна. - Чаще всего я пою не то, что хочу, а то, что хотят другие. Публика, устроители гастролей. Они не требуют, нет, но вкусы-то известны, а я сдаюсь...

- Но ты ведь всегда можешь настоять на своем.

- Могу. - Анна допила кофе и поставила чашку на блюдце. - Но не настаиваю.

- Почему?

- Потому что я хочу быть хорошей для всех. От этого все хороши со мной. И становится приятно и комфортно жить.- Анна говорила с истеричной горечью.

Дарья для приличия помолчала, сочувствующе глядя на закуривавшую Анну. Дождалась, когда та сделала первую глубокую затяжку, и задала вопрос. О себе, естественно, как всякий истинный артист:

- Что же мне делать, Аня?

Анна выпустила дым через сморщившийся от улыбки нос и покровительственно успокоила: