Парад теней

- О любви, мой друг, о любви, - подсказал Кузьминский.

- О любви! - передразнил его Антон и взъярился ни с того ни с сего: Я ей дам любовь, этой суке!

- Дай, - согласился Кузьминский.

Антон ошарашенно замер и спросил с подозрением:

- Что тебе дать?

- Не мне. Ей. Любовь.

- Любовь - это сон упоительный! - пробормотал Антон и грозно добавил: - Я ей дам сон!

- Дай, - опять согласился Кузьминский. - Дай ей и сон.

- Подначиваешь, да? - разозлился Антон.

- Разве можно подначивать, все время с тобой соглашаясь?

- Значит, не веришь?

- "Веришь - не веришь" - это игра такая. И я в нее не люблю играть.

Антон из своей бутылки разлил по двум стаканам. Виктор не сопротивлялся. Молча выпили. Антону очень захотелось доказать писателю, что он, Антон, не говно, а говно - именно он, писатель. И все другие прочие. Необходимо возвратиться к разговору об этой суке. Нет, не писатель главное говно. Он просто говно. Главное говно - эта сука.

- О чем мы говорили? - еще раз спросил Антон.

- О любви.

- Что ж, поговорим о любви! - обрадовался пресс-атташе.

- А лучше "поговорим о странностях любви", - предложил Кузьминский.

- Именно о странностях! - Антон возликовал, услышав столь нужное ему определение. - Обязательно о странностях. - Передразнил Лермонтова: - "Вы странный человек". А я - не странный! Она приходит от него в высоких чувствах, истомленная нежными пистонами, а я ее раком! И по жопе, по жопе! Все терпит, высокомерная курва! И старается, работает, подмахивает. Они по вторникам и пятницам трахаются, и я ее по вторникам и пятницам! Терпит, все терпит!

- Лопнет когда-нибудь ее терпение. Кстати, кто она?

- Как кто? - обиделся на непонятливость Кузьминского рассказчик. Галька. Моя благоверная. Стерва. Сука. Тварь.

- И с такой живешь? Ну если раньше из-за бабок, то сейчас почему?

- Нравится потому что! - гримасничая, сообщил Антон.

- Садист, что ли?

- Нет, не садист, - серьезно возразил Антон. - Мне по острию ходить нравится. Я ее замазал так, что могу сдать в любой момент. Но и она, если захочет, может заложить меня с потрохами.

- Ты ее - за глотку, а она тебя - за яйца?

- Именно, Витя! - обрадовался сообразительности Кузьминского Антон. Но у нее только страх, а у меня еще и удовольствие от остроты ощущений.

- Тогда ты не садист. Ты - мазохист.

- Фуюшки! - в очередной раз возликовал Антон. - Я - сверху!

- Как и положено в этом деле мужику.

- Ты не понял, Витя! Мне есть что топтать. Ее изысканную любовь, ее надежды на тихое семейное счастье, ее мечты о будущем. А ей топтать нечего!

- Это уж точно, - охотно согласился Кузьминский.

- Не понял, - насторожился Антон.

- Чего уж тут понимать. Ты - сверху.

- Я - сверху, - удовлетворившись объяснением, повторил Антон. - Я теперь во всем сверху, понимаешь, во всем! - Загорелся вдруг в желании облагодетельствовать: - Хочешь, я твое собрание сочинений издам? Без всякой для себя выгоды, просто так. Сколько ты там томов написал? В Финляндии отпечатаем. На роскошной бумаге, в бумвиниле с золотым тиснением, целофанированная суперобложка. У меня там связи, я там наш рекламный журнал печатаю. О деньгах не думай, денег - навалом. И гонорар по пятьсот за лист. Аванс хоть сейчас можешь получить. - Полез в карман пиджака и вытащил толстую пачку стодолларовых, тысяч на двадцать. - Сколько тебе?

- Давай об этом в другой раз поговорим. О таких вещах в забегаловке не договариваются.

- А я договариваюсь.

- А я - нет.

Помолчали. Но вскоре Антон вдохновился новой идеей:

- Сейчас допьем и в гости поедем. К Олегу. У него сегодня прием. Да ты его знаешь! Олег Радаев, певец такой знаменитый.

- Бывший, - напомнил Кузьминский. - И что мне там делать? Вместе с хозяином, дуэтом так сказать, петь про то, что коммунизм зовет?

- Ты - скотина, Кузьминский. У тебя ничего святого за душой.

- Чего нет, того нет, - весело согласился литератор.

- Ты - подлец, - дополнил характеристику собеседника пресс-атташе.

- Рыло начищу, - предупредил Кузьминский.

- Руки коротки, - вскинулся Антон.

- Я и короткими, - пообещал литератор, и по его глазам пресс-атташе понял, что этот действительно сможет и короткими.

- Ну, бей, бей!

- В следующий раз, - пообещал Кузьминский и встал. Сейчас надо уйти так, чтобы Антон, задыхаясь в ненависти, помнил только обиду и забыл о разговоре. А для этого: - Но аванс ты получишь сейчас.

Он наотмашь тыльной стороной ладони врезал по одутловатой щеке. Антона кинуло на спинку стула. Он вскочил в ярости, но, увидев пустые глаза Виктора, понял: этот убьет- и сел.

- В следующий раз так в следующий раз. - И взревел: - Но бойся меня, скот!

О том, что ему надо бояться, Кузьминский услышал уже у выхода. По двум мраморным пролетам он поднялся в вестибюль-раздевалку, где уже в полной боевой готовности пожилые гардеробщицы ждали вечернего наплыва. Кузьминский завернул в коридорчик и постучал в скромную дверь.

- Войдите! - мелодично отозвались за дверью.

Моложавая подобранная дама была единственной в комнате с тремя столами. Но и она собиралась на выход, уже в плаще подкрашивала губы.