- Я спросил его, – повернулся ко мне Данька, – голубой он или не голубой. Он сказал, что он – не голубой и что я – мнительный русский дурак.
- Дурак! – подтвердил Диего, блестя в темноте ровными зубами.
- Ну, за знакомство! – сказал Данила, разливая по рюмашкам текиллу – бутылка появилась сразу же, как только мы уселись.
Выпили, и я почувствовал, что эта рюмка была уже лишней.
Перед глазами начало плыть и кружиться. Я кивнул официанту и попросил проводить меня в туалет.
Когда я вернул себя в относительно приличную форму и почувствовал начинающуюся головную боль, я вернулся в зал.
Диего и Данька оживленно бормотали по-испански и было видно, что они спорят.
- Темень, ты представь: эта дурилка говорит, что Водорезов шарлатан и гадает неправильно! – возмущенно повернулся ко мне Данила, видать, только сейчас обнаружив, что я отсутствовал.
Я многозначительно кивнул, башка болела все сильнее. Басы отдавались в висках и от дыма уже тошнило. Я бездумно уставился на стриптизершу. Ее тело расплывалось в несколько цветных пятен, и мне стоило немалого труда удерживать фокус.
Данила с Манчаресом все трещали по-испански, я уже трижды пожалел, что спустился в этот Диван. Вдруг, мои томные размышления грубо прервались ощутимым толчком в ребра.
- Смотри, Темень!
Я повернулся и посмотрел на тарелку, на которую указывал длинный палец Водорезова. На цветной глазированной глине лежало три бурых комочка.
- Что это? – вяло поинтересовался я.
Манчарес, залопотал, блестя зубами и оживленно жестикулируя.
- Это, брат, пеотль! – назидательно сказал Данила. – Наш друг «Хуан» настаивает, чтобы мы его отпробывали немедленно! Говорит, так и только так рождается настоящее предвидение! Ну что, докажем свою состоятельность?
- Данька, ты, конечно, личность увлекающаяся, но я не думал, что ты настолько доверчивый… Хотя и пьяный, – я неодобрительно глянул на сверкающего глазами мексиканца. – Завтра ты проснешься без памяти и без денег…
- Тёмка, у меня и так денег нету! – радостно сообщил мне Данила. – Не, не боись – Манчарес, хоть и Хуан, но наш человек! Мы с ним все обсудили. Досконально. Темень, надо! – он взял один комочек и протянул мне. Давай, жуй его!
- Даня, хорошо, я его съем, только потом пойдем домой, а? – я вкрадчиво заглянул в лихорадочно блестящие Данькины очи.
- О-кей! Договорились! Только положи в рот и обещай, что потом все расскажешь, что увидишь…
- Даня, я тебе все, все расскажу, только давай домой пойдем…
Я беру этот маленький шарик и кладу в рот.
Горько-приторный вкус наполняет мой рот слюной. Некоторое время я жую этот жесткий «марципан», не чувствуя ничего кроме прежней тошноты.
Данька с Манчаресом заворожено следят за движениями моих челюстей, а потом одновременно кладут себе в рот свои кусочки.
Мы все трое сосредоточенно жуем, точно имбецильные парнокопытные. Данькин взгляд постепенно стекленеет, он застывает, пристально глядя в свою тарелку. Манчарес достает свою потухшую уже трубку, вытряхивает пепел в тарелку, набивает трубку из полотняного мешочка и раскуривает ее вновь. Я смотрю на все это действо, достойное документализации, как кадры из жизни заядлых наркоманов. Все это начинает медленно, но верно выводить меня из равновесия.
Я потыкал Даньку в бок – он даже не повернул головы. Манчарес полностью ушел в себя и даже глаза прикрыл. Только трубка медленно разгорается и гаснет в полумраке.
- Да ну вас куда подальше! – сказал я и встал, пошатываясь. – Ты, Водорез как хочешь, а мне пора! Мне на дежурство завтра. Пошли домой!
Данька вяло отмахнулся.
- Пошли, я тебе говорю! – сказал я погромче, и потрепал его по плечу.
Никакого эффекта! Я плюнул, в сердцах, и направился к выходу. В голове у меня грохотало, и перед глазами все плыло. Драли бы черти этого шарлатана Манчареса, пропойцу Водореза и меня, дурака, вместе с ними! Я поднялся наверх и вышел наружу.
На улице было светло, и солнце нещадно поливало красноватый песок своим золотым расплавом. Зыбкое марево дрожало у самой кромки пустыни. Возле входа, привалившись спиной к каменной кладке, сидел старик. Лохмотья его выбелило убийственное солнце, нечесаные седые патлы трепал горячий ветер. Старик перебирал гитарные струны. Звенящие звуки царапали мое сердце и больно отдавались где-то внутри.
- Дед, престань! – сказал я.
Гитара зазвенела еще громче. Струны взвизгивали, звуки взмывали, уносясь вверх, в желто-синее небо.
- Дед, прекрати, я тебе сказал! – сердито крикнул я и наклонился, заглядывая старику в глаза.
В его глазах плескалось жидкое золото.
Я испуганно отпрянул и бросился прочь. Вслед мне неслись колокольные звоны и скрежещущий ржавый смех. Ноги вязли в песке, но я боялся остановиться. Я понял, что страшный старик нагонит меня, едва я замедлю шаг. Песок обжигал, набиваясь в ботинки, кираса раскалилась и сдирала кожу у горла, меч больно колотил по бедру. Задыхаясь, я взобрался на усыпанный песком и камнями склон. Моим глазам открылось поле битвы.