Парадигма

— В дороге колдовать не удобно, — сказал Шепчущий, стараясь не смотреть ему в лицо. — Поющим пришлось читать мантры прямо на верблюдах, исполнитель. Указ Силы сработал, пусть и ненадолго. С Роем не так всё гладко — маги потеряли много сил…

«Впустую», — не договорил он.

Найват бросил:

— Продолжайте. Когда мы прибудем в Келигир, вы должны быть подготовлены.

Шепчущий повернул верблюда.

— И тьма ночная станет маслом, польется на головы матерей и их сыновей, — сказала тварь. — Камни запоют, а орешники вытащат корни из земли! Ук валар масаракш! Дэр кулштанеш! Не отследить того, кто не рожден! Птицы показывают ему путь, а белки прячут следы.

Найват тяжело выдохнул, окинул взглядом грозную, устрашающую черными небесами пустыню.

И та посмотрела на него — уставилась затягивающими в абсолютную бездну глазами-пиками. Пришлось опустить голову. Но кошмар не закончился: песок у ног верблюда сложился в кривящееся от страданий лицо.

— Галлюцинации прогрессируют, — прошептал он, зажмурился сильно-сильно — до ярких точек перед глазами.

Не помогло — висящий на горбу идущего впереди верблюда тюк ухмыльнулся ему складкой-ртом, едва ли не подмигнул.

Проклятье!

Найват дрожащими руками разгладил лист блокнота, попробовал начертить карандашом круг, но пальцы плохо слушаются.

— Суеверные и крикливые, грустные и с червоточиной в сердце, уставшие и униженные — все они запоют. От их слов земля пойдет буграми, вспенится море, старухи начнут рожать. И больше никто не заплачет — ни ребенок, ни девушка, ни храбрый воин. Рег ларштаг! Неухоженные космы Сеетры коснуться всех!

Найват с трудом сдержал стон. Положил блокнот и карандаш в седельную сумку.

Тварь оказалась перед ним, черным пятном заслонила весь угол зрения.

Он повернул голову, отворачиваясь от нее, но и тогда она подлетела прямо к его лицу, коснулась склизким хвостом щеки, скользнула ледяным плавником по губам.

— Звуки складываются в слова, слова — в предложения, предложения — в истории. Что сможет рассказать бедняк? А тот, кто всю жизнь убивал? А мальчик оставшийся без матери? Красное небо, черная земля. Красная земля, черное небо. И боли нет конца, и прав на освобождение — тоже. Эглир тангаршан.

Сплюнув, Найват нервно погладил горб верблюда. Нестерпимо захотелось вскинуть руку и попытаться ударить тварь, но весь караван это заметит.

— Вслушайтесь! Вдали воют койоты и псы — обещают смерть и возрождение. Плачут кровавыми слезами аисты, оплакивают неродившихся. Шагают по пустыне безликие! Просыпаются в своих саркофагах мертвецы, ведь живые их наделили властью!

Заорал купец впереди — он взмахнул плетью и принялся хлестать охранника, уронившего с верблюда тюк с одеждой. Охранник спокойно терпит, пока его хозяин не выместит на нем злость. Один из помощников купца подскочил к тюку, быстро запихал обратно в него шелковые платья, хитоны и накидки обратно, ловко нацепил на ремень седла.

Тварь вновь закрыла собой обзор. Показала лоснящийся чешуйчатый хвост, повернула костистую морду к нему.

— Выхода нет, кошмары не прекратятся. Негрул тешхарлан! Лиждуг прашенди!

Справа от себя Найват уловил движение, услышал хриплый голос Реная:

— Мастер, похоже, вам нужна помощь.

Однорукий поравнялся с ним, облокотился о горб верблюда и заговорщицки подмигнул.

— Ты ошибаешься, Камень. Я в полном порядке.

— Я ведь тоже её вижу, мастер, — сказал он. — Тварь мешает вам. Если хотите, могу объяснить, как работает проклятие. Это несильно, но поможет. Давайте, оставьте мысли про галлюцинации. Сами понимаете, что это не они. Двое сумасшедших не могут видеть одно и то же.

От каждого шага верблюда Реная позвякивает развешенное на нем оружие — клинки, ножи, самострелы.