Парадигма

Утреннее розовеющее небо закрыла циклопическая тень, погрузила мир во тьму и холод. Она улыбнулась. Она пообещала спасение всем людям. Она родилась из мыслей в моей голове. Вечно голодная. Требующая. Жестокая. Непрощающая. Тень долгие месяцы в обители выжидала, юлила, умоляла, недоговаривала, пугала — и теперь предстала во всем своем могуществе. Затянула собой небеса. Такая же необъятная, как мое безумие.

Крутясь в колдовском водовороте, я дико захохотал. Истерическое веселье, смешанное с ужасом происходящего, переполнило меня. Мир бешено закружился, завертелся, теряя формы, очертания, превращаясь в размытые пятна цветов. Крепость, люди, чудовища на стене, пламя — всё стало зыбким, неразборчивым, непонятным. Тело, точно тряпичную куклу, бросает из стороны в сторону, пыльцы хватают лишь пустоту. Полет сменяется падением в ничто. Но я продолжаю смеяться и плакать одновременно. Слезы жгут веки. Отчаяние захлестывает. Крики горящих звучат оглушительно, режут слух. Реальность выцветает, становится абсолютно черной. Я внутри тени. Тень внутри меня. Не за что зацепиться. Вокруг лишь тьма — и больше ничего. Месяца. Годы. Вечность. Я всех погубил. Падаю в бездну — поделом мне.

* * *

— Господин, с вами всё в порядке?

Голос показался знакомым. Я разлепил веки, ужас уколол сердце — темно! темно! я в пустоте! — но глаза привыкли к сумраку. Проступили очертания шатров, палаток, развевающихся на ветру стягов. Тишина не мертвая: то и дело доносятся ржанье лошадей, зычный храп, неразборчивые тихие разговоры, приглушенный смех. В ночном небе сияет луна в окружении ярких звезд.

— Где я? — спросил.

— Вы не помните? В лагере.

Передо мной сидит настоящий бугай. Лицо одутловатое, грубое, с черными синяками под поблескивающими острым умом глазами — в сумраке их цвет не разобрать. Нос свернут. Длинные светлые волосы висят жирными сосульками. В плечах неестественно широк. Каждая рука размером со ствол дуба — мощным мускулам можно только позавидовать. Тонкая туника перепачкана в грязи, в вине и в жире. Мой взгляд остановился на левой ноге — точнее на тяжелом бронзовом протезе. Я вспомнил бугая.

— Хешитас, это ты…

— Тише, господин! — возразил великан. — Не произносите мое настоящее имя. В лагере я — Вырви Глаз. Вы потеряли сознание?

Против воли веки обожгли слезы. Мир подернулся легкой дымкой. Перед мысленным взором предстали пережитые ужасы: монстры, пламя, гибнущая обитель.

— Я… я вновь попал в будущее, — начал говорить на старом аккаратском диалекте. — И видел Откровение! Хешитас, мы обречены! Столько боли, столько ненависти… Ты понимаешь? Скажи, что понимаешь! Я… я… Монстры разрывали живых людей. А из небес шел кровавый дождь. Тени разговаривали со мной. Женщины больше не могли рожать. Мир, полный страданий. Без надежд, без любви. — Я всхлипнул, от слез заболела голова. — Откровение близко, мой друг. И я больше не хочу видеть его. Не могу. Нет сил. Каждый раз. Снова и снова. Эти воспоминания из будущего никуда не деваются, остаются во мне! Сидят в самом сердце! Боль переполняет меня…

— Господин, мы должны говорить на общем языке, — сказал Хешитас. — Вдруг нас кто-нибудь услышит? Пожалуйста, успокойтесь. Всё уже позади. Я тут, я помогу вам. Сейчас дойдем до нашего шатра, и уложу вас спать. Немного отдохнете.

— Мы должны остановить Откровение! Всеми правдами и неправдами! Должны найти источник проклятия!

Здоровяк положил руку на мое плечо. Жар его ладони заколол кожу.

— Все под контролем, господин. Жакерас с Релиным, Рашай — с Харой. Мы следим за Хеном. Скоро увидим Найвата. Пока план ни разу не сорвался. Геткормейский царь и глава Певцов Смыслов будут убиты. И мы вновь отсрочим конец света. У нас все получится — будьте уверены.

— Я боюсь погубить мир. Вдруг я источник проклятия? И из-за меня случится Откровение? В будущем видел такое… Столько людей погибло по моей вине. Я сам их убил, понимаешь? Сам! Сжег последнюю человеческую обитель! Камня на камне не оставил! Предал всех! Предал Релина, Хару и Найвата. Встал на сторону чудовищ! И это воспоминание теперь сидит у меня в голове. От него не избавиться, нет, нет… Это нечестно, нечестно! Я этого еще не сделал, а оно уже стало частью моей памяти!

Хешитас помог подняться. Положил мою руку себе на плечо и потащил в сторону лагеря. Я продолжал всхлипывать. Щеки стянуло от слез. Губы дрожали. Сердце тяжело билось в груди. Ноги едва держали меня. Я будто стал глубоким стариком — слабым и жалким. Вновь и вновь прокручивал в голове то, как сжег людей в обители. Мне не было оправдания — и не будет. Но надежда — мизерная, смешная — на счастливый исход еще оставалась. И я должен спасти мир…